Госпожа де Марвиль задумалась, и Фрезье пережил минуту ужасного волнения. Г-н Вине, один из ораторов центра, уже шестнадцать лет исполнявший обязанности прокурора кассационного суда, на которого не раз указывали как на будущего министра юстиции, отец мантского прокурора, год тому назад переведенного в Париж товарищем прокурора, числился личным врагом завистливой супруги председателя суда. Высокомерный прокурор не скрывал своего презрительного отношения к г-ну Камюзо. Фрезье не знал и не должен был знать последнего обстоятельства.
— У вас на совести только тот грех, что вы одновременно взялись вести дело обеих тяжущихся сторон? — спросила хозяйка дома, пристально глядя на Фрезье.
— Можете справиться у господина Лебефа, сударыня. Господин Лебеф был ко мне благосклонен.
— Вы уверены, что господин Лебеф даст о вас хороший отзыв моему мужу и графу Попино?
— За это я ручаюсь, особенно теперь, когда господина Оливье Вине уже нет в Манте; потому что, между нами говоря, наш уважаемый господин Лебеф побаивается этой мелкой судейской сошки. Впрочем, если вы разрешите, я съезжу в Мант и лично повидаюсь с господином Лебефом. Задержки это не вызовет, узнать точную сумму наследства я могу не раньше чем через два-три дня. Я не смею и не хочу открыть вам, сударыня, все тайные пружины этого дела, но неужели же награда, которую я прошу за свою самоотверженную службу, не является для вас залогом успеха?
— Ну, хорошо, расположите в свою пользу господина Лебефа, и, если наследство действительно так велико, как вы говорите, в чем я, однако, сомневаюсь, я обещаю вам оба места, разумеется — в случае успеха...
— За успех я ручаюсь, сударыня. Только будьте любезны пригласить сюда ваших нотариуса и поверенного, когда у меня явится в них надобность, соблаговолите выдать мне доверенность, чтобы я мог действовать от имени господина председателя, и прикажите вашим доверенным лицам следовать моим указаниям и ничего не предпринимать по собственному почину.
— Вы за все отвечаете, вам должна принадлежать и вся полнота власти, — торжественно изрекла супруга председателя. — А господин Понс действительно тяжело болен? — спросила она с улыбкой.
— Пожалуй, с болезнью он и справился бы, особенно при таком добросовестном враче, как доктор Пулен, потому что мой друг, сударыня, выступает в роли невольного соглядатая, которым я руковожу в ваших интересах; доктор Пулен, может быть, и спас бы старого музыканта, но у больного есть привратница, которая ради того, чтоб получить тридцать тысяч, охотно сведет его в могилу... На убийство она не решится, мышьяка не подсыплет, она не так милосердна, но она сделает хуже, она его изводом возьмет, всю душу ему вымотает. В тишине, в покое, окруженный заботами и лаской друзей, на свежем воздухе, старик поправился бы, но если его денно и нощно будет донимать этакая мадам Эврар, жадная, болтливая, грубая, в молодости принадлежавшая к тридцати красивейшим трактирщицам, прославившимся на весь Париж, если она будет приставать к больному, чтобы он отказал ей крупную сумму, болезнь неизбежно приведет к уплотнению печени; возможно, что у него уже образовались камни, и, чтоб извлечь их, надо будет прибегнуть к операции, которую он не перенесет... У доктора Пулена — золотое сердце... представьте себе его положение. Ему следовало бы прогнать эту женщину!
— Но ведь эта мегера настоящая гадина! — воскликнула супруга председателя суда своим самым сладеньким голоском.
Фрезье по себе знал, что даже скрипучему голосу можно придать ангельскую мягкость, и он внутренне усмехнулся, обнаружив родственную душу в грозной супруге председателя суда. Ему припомнился герой одной из повестушек, приписываемых Людовику XI, — судья, которого этот монарх охарактеризовал в последних словах новеллы. Судьба подарила некоего судью женой того же нрава, что и жена Сократа, но не наделила его мудростью великого философа древности. Однажды он приказал подмешать соли в овес, которым кормили лошадей, а поить их не велел. Когда жена, отправившаяся в деревню, ехала по берегу Сены, лошади бросились в воду и утонули вместе с ней, а судья возблагодарил провидение, которое помогло ему избавиться от жены, не беря греха на душу.
В этот момент г-жа де Марвиль благодарила бога за то, что около Понса оказалась женщина, которая поможет ей избавиться от кузена, не беря греха на душу.
— Мне не надо и миллиона, если из-за этого приходится обижать человека... — сказала она. — Ваш друг должен открыть глаза Понсу и прогнать эту женщину.
— Прежде всего, и господин Шмуке, и господин Понс считают эту женщину ангелом и не послушаются моего друга. Кроме того, эта отвратительная тварь — благодетельница доктора, она порекомендовала его господину Пильеро. Доктор предписывает ей быть как можно терпеливее с больным, но его предписаниями она пользуется лишь для того, чтобы повредить его здоровью.
— Что думает ваш друг о положении моего кузена? — спросила г-жа де Марвиль.
Совершенно недвусмысленный ответ Фрезье потряс г-жу де Марвиль, которая поняла, что стряпчий заглянул в тайники ее души, столь же алчной, как и у тетки Сибо.
— Через полтора месяца можно будет получить наследство.
Супруга председателя суда опустила глаза.
— Бедняжка, — сказала она, тщетно пытаясь придать лицу печальное выражение.
— Не угодно ли вам написать несколько слов господину Лебефу? Я еду в Мант по железной дороге.
— Подождите, пожалуйста, я приглашу его приехать завтра обедать, мне надо с ним повидаться и попросить у него совета, как исправить несправедливость, жертвой которой вы стали.
Когда г-жа де Марвиль вышла, Фрезье, мысленно уже видевший себя мировым судьей, совершенно преобразился: он расправил плечи и полной грудью вдыхал атмосферу благополучия и успеха. Припав к новому для него источнику — источнику воли, он огромными глотками пил божественный напиток и, подобно Ремонанку, чувствовал, что ради успеха способен на преступление, только с одним условием: не оставлять улик.
Он не спасовал перед супругой председателя суда, утверждая то, в чем не был убежден сам, догадки выдавал за действительные факты, и все с одной целью: получить полномочия на спасение наследства и приобрести покровительство г-жи де Марвиль. В лице Фрезье были представлены два ужасающе нищенских существования и столь же ужасающе ненасытные аппетиты — и вот он уже с презрением отворачивался от своего омерзительного логова на улице Перль. Он предвкушал тысячу экю гонорара от тетки Сибо и пять тысяч франков от супруги председателя суда. А это означало возможность снять приличную квартиру и, кроме того, расплатиться с доктором Пуленом. Иногда такие человеконенавистники, черствые и озлобленные страданиями и недугами, способны столь же страстно испытывать противоположные чувства: Ришелье был в равной мере и добрым другом, и жестоким врагом. За доктора Пулена благодарный ему Фрезье пошел бы в огонь и в воду. Возвращаясь в гостиную с письмом в руках, г-жа де Марвиль, не замеченная Фрезье, посмотрела на этого человека, который предвкушал счастливую, обеспеченную жизнь, и нашла, что у него не такая уж богомерзкая наружность; к тому же теперь он должен был служить ее интересам, а на того, кто служит твоим интересам, смотришь всегда другими глазами, чем на того, кто служит интересам соседа.
