– Соратники не станут тыкать в него пальцем, –
пожала я плечами. – По крайней мере, приличия будут соблюдены. А для Деда
это важно. На работе я останусь Рязанцевой, а в остальное время Тагаевой.
По-моему, это разумно, – добавила я. – В знак большой благодарности
за жест доброй воли с твоей стороны обязуюсь не лезть в твои дела. По
возможности, – закончила я со вздохом. – То есть я, конечно, полезу,
но до определенных пределов и только с твоего согласия.
– Мы что, торгуемся? – усмехнулся Тимур, а я
кивнула:
– Вроде того.
– Черт с ним, – махнул он рукой, и я стала
обладательницей двойной фамилии, о чем широкая общественность так и не узнала.
Мое желание не соваться куда не просят, было вознаграждено: Тимур не настаивал,
чтобы я избавилась от прежних привычек, и раз в две недели, а бывало и чаще, я
отправлялась на встречу с Лялиным и Вешняковым – пивка попить, умных людей
послушать. Вот так, ко всеобщей радости, мы преодолели все препятствия, с чем я
себя и поздравила. Мой пес быстро привык к новому жилищу, граждане в доме с
колоннами, где обосновался Дед, вскоре успокоились, раз ничего особо
выдающегося не происходило. Однако поздравить себя с началом новой жизни я не
спешила, продолжая чего-то ждать. Впрочем, душой кривить не следует: ждала я,
конечно, Лукьянова. Ответного шага, звонка, намека, чего угодно. Я надеялась,
что он исчез так же внезапно, как и появился когда-то, да вот беда, не могла в
это поверить. Или не хотела?
В ту пятницу я ехала на работу, беспричинно улыбаясь. После
сумрачных дней конца марта вдруг запахло весной. Светило солнце, грязный снег
на обочине дороги больше не вызывал раздражения, потому что стало ясно: это
ненадолго. Еще чуть-чуть, и весна станет здесь полноправной хозяйкой, а с
приходом весны люди чувствуют себя счастливыми просто так, оттого что солнце
светит, и я в этом смысле не исключение.
Бросив машину на стоянке, я направилась в свой кабинет,
размышляя о том, что в такую распрекрасную погоду тратить время на возню с
бумажками просто грех. Однако, вспомнив, что платят мне зарплату не за подобные
мысли, а за доблестный труд, я уткнулась в компьютер, сделала несколько
звонков, назначила пару встреч и поздравила себя с тем, что смогла-таки
сотворить нечто полезное, весьма в этой полезности сомневаясь. Потом подумала,
что не худо бы выпить чаю, и отправилась к Ритке. На самом деле я просто решила
дать себе поблажку и на время отлынить от работы.
Ритка царственно восседала в приемной Деда. К работодателю
она всегда относилась с уважением, которого он, безусловно, заслуживал, и с
любовью, которая временами меня поражала. Дед слыл покорителем женских сердец,
совершенно справедливо, кстати, ибо количество его избранниц давно перевалило
за сотню. Но Ритки в этом длинном списке не было, о чем мне доподлинно
известно. Как-то шутя я задала Деду вопрос: с какой такой стати он обошел ее
вниманием? Ответ не замедлил последовать, причем ответил он серьезно: «Рита
прекрасный работник и человек хороший». Я скроила скорбную мину, намекая на
невысказанный вопрос, это что же получается: Дед из всех баб выбирал лишь
никудышных работников и скверных людей? Но, поразмышляв немного, вынуждена была
согласиться с его логикой: роман был бы весьма непродолжительным, и Дед, скорее
всего, лишился бы верного помощника и причинил боль хорошему человеку. Сама
Ритка объясняла сложившуюся ситуацию еще проще: «И без меня есть кому подол
перед ним задирать. Хотя, если б он предложил, я бы не отказалась. Не потому,
что начальство уважаю, а потому, что Дед единственный мужик, кто это уважение
заслуживает». – «Звучит несколько витиевато», – съязвила я тогда, а
Ритка хмыкнула: «А мне плевать, как звучит».
Мы с ней были давними подругами и в нашем серпентарии
по-настоящему могли доверять только друг другу, а разногласия в оценке
поступков Деда на этом доверии никак не сказывались.
– Привет, – кивнула Ритка, взглянув на меня. Я
покосилась на заветную дверь.
– У себя?
– У себя. Но занят. До 16.30 все расписано, так что
загляни попозже.
– Я вообще-то чаю хотела выпить.
– Это пожалуйста, – улыбнулась она.
На третьем этаже был бар, но посещала я его нечасто. Ритка
заварила чай, поглядывая на меня с сомнением. Наконец произнесла:
– Выглядишь довольной.
– Я не выгляжу, я такая и есть: всем довольная.
– Хорошо, коли так.
– Мне непонятен ваш скептицизм, уважаемая, –
хмыкнула я.
– Дед говорит, это твое замужество… – начала
Ритка.
– Это мое замужество, а не его, так что лучше бы он
помалкивал.
Она вздохнула.
– У тебя правда все хорошо?
– Конечно, правда. Сашка привык к новому жилью, и у
меня нет причин жаловаться.
– Хотела тебя на дачу пригласить, – пододвигая мне
печенье, сообщила Ритка. – Но твой Тагаев тебя, поди, не отпустит и сам не
поедет.
– Мой Тагаев сегодня уехал в Москву, вернется завтра,
ближе к вечеру, так что мы с Сашкой весь день в твоем распоряжении.
– Тогда после работы махнем? – улыбнулась она.
– Махнем, – согласно кивнула я, тут дверь Дедова
кабинета распахнулась, и на пороге появился мужик, высокий, подтянутый, с
моложавым лицом и едва заметной сединой в роскошной шевелюре. О таких принято
говорить: красавец-мужчина.
– Всего доброго, – приятно улыбнувшись Ритке,
сказал он и направился к выходу, чуть задержав взгляд на мне.
– До свидания, – пропела она, с плотоядной улыбкой
глядя ему вслед. – Н-да, – добавила со вздохом, когда дверь за ним
закрылась.
– К чему стоит отнести твое скорбное «н-да»? –
усмехнулась я.
– Тебе, как новобрачной, этого не понять, –
хмыкнула в ответ Ритка. – А я, женщина, не обремененная супружеским
счастьем, смотрю на такое сокровище сцепив зубы. У нас взгляд положить не на
кого, что тебе хорошо известно, а этот зачастил и меня волнует.
– Ну так и прибери его к рукам, – поддразнила ее
я. – Чего добру пропадать?
– Репутация у парня: отличный семьянин.
– А ты наплюй на репутацию. Кстати, что за тип?
– Корзухин Владимир Сергеевич, между прочим, говорят,
наш будущий мэр.
– Вот как? – подняла я брови. – А нынешний об
этом догадывается?
– Вряд ли, – хихикнула Ритка.
