Я направилась к двери, чувствуя, что он смотрит мне вслед. Я
знала этот взгляд и эту его усмешку, за которой он привык прятать боль.
Размашистым шагом я пересекла холл, не обращая внимания на китайца,
предупредительно распахнувшего передо мной дверь. На ходу достала ключи,
подошла к машине. Черт… Тимур прав, я вновь начинаю бег по кругу. В никуда. Он
тысячу раз прав. Я оглянулась и увидела его. Он стоял возле окна в холле,
ожидая, когда я уеду. Сунув ключи в карман, я вернулась к окну. Потом протянула
руку и прижала ее к стеклу. Тимур повторил мой жест, его рука была на моей
руке, только их разделяло стекло. Он улыбнулся, а я вдруг поняла: сейчас мне
очень надо оказаться рядом с ним. Чтобы не было этого холодного стекла, чтобы
почувствовать его теплую ладонь. «Всего полчаса, – подумала я. –
Прости, мой верный друг Вешняков, мне очень нужны эти полчаса. А потом я
разнесу к чертовой матери вашу лавочку, где тебя так подло подставили, и еще
много чего сотворю в твою честь, только через полчаса, которые нужны мне позарез».
Я рванула к двери, швейцар малость замешкался, и я едва не
открыла ее своим лбом. Тимур отвернулся от окна и теперь наблюдал, как я
подхожу, улыбаясь слегка настороженно, точно не зная, чего ждать от меня.
– Я подумала, за несколько минут мир не перевернется, –
сказала я, беззастенчиво повиснув у него на шее, наплевав на швейцара и
трех-четырех граждан, что паслись по соседству.
– Ему и за пару часов ничего не сделается, –
ответил он.
И мы весьма резво направились к кабинету Тимура. В полчаса
не уложились, но я об этом ничуть не пожалела. Прежде всего потому, что
соображать стала лучше.
Злость уступила место спокойной рассудительности. Теперь я
не спешила вламываться в кабинет вешняковского начальства с вопросом: «Что за
дерьмо тут у вас происходит?» Если Вешнякова подставили с благословения Деда,
подойти к делу надо спокойно и, не суетясь, его развалить. Лишние эмоции скорее
тут повредят. Застегивая «молнию» на юбке, я неожиданно для себя спросила:
– Ты знаешь, что мою квартиру купил Дед?
– Разумеется.
– Почему молчал?
– Если ты не в курсе, то ни к чему говорить, а если
знала – тем более.
– Родись ты до Отечественной, из тебя бы вышел классный
партизан. Слова не вытянешь.
– Ага. Кто сейчас болтал как заведенный?
– Слава богу, не только болтал, – усмехнулась
я. – Ты вообще-то не стесняйся, если есть, что сказать, прямо так и
начинай, не дожидаясь наводящих вопросов.
– Что ты собираешься делать?
– Друга выручать, естественно. Для начала выясню, что
там и как.
– То есть вломишься на БТР и объяснишь недотепам, что
друга твоего трогать не следует?
– Нет, что ты! Я интеллигентно. А вот если узнаю, что
старый змей к этому руку приложил…
– Я ему не завидую.
– Правильно. Я тоже.
– Будет нужна помощь, только скажи. Все, что угодно.
Вешняков мне всегда нравился.
– Он будет рад услышать это.
– Ты так шутишь?
– Вовсе нет. Он, знаешь ли, тебя очень уважает. Иногда
мне сие непонятно, но в целом я догадываюсь о природе этой странной симпатии.
– Почему же странной? – пожал плечами Тимур. –
Некоторые разногласия еще никому не мешали уважать друг друга.
Я схватила сумку, поцеловала его на прощание и направилась к
двери.
Лялин ждал меня, прогуливаясь возле своей машины. По тому,
как он то ускорял шаги, то вдруг замирал на месте, стало ясно: Олег погружен в
глубокие размышления. Эту его особенность я знала: мыслительный процесс
сопровождался вот такими движениями, зато, придя к какому-то выводу, Лялин
становился невозмутимо спокоен. Я вышла из машины и позвала:
– Олег.
– Привет, Детка. – Не считая Деда, только Лялин
продолжал называть меня так, и только ему это сходило с рук.
– Как оно?
– Фигня, прорвемся. Артем сейчас дома, так что поехали
к нему.
– Тимур считает, что Вешняков – только начало. И нам
надо ждать продолжения. – Я коротко изложила мысли Тагаева на сей счет,
Лялин слушал внимательно, разглядывая свои ботинки.
– Правильно считает твой Тимур. Все те же игры, и даже
игроки. Неугомонная публика. Поехали к Артему.
То, что Вешняков дома, меня заметно приободрило и вселило
надежду, что не все так скверно. Я вернулась в свою машину, Лялин в свою, я
подождала, когда он тронется с места, и пристроилась сзади.
Дверь нам открыла жена Вешнякова. Лицо заплаканное, но,
увидев нас, глаза она быстро вытерла и улыбнулась. Тут появился и сам хозяин. В
спортивных штанах и майке, которая едва прикрывала выдающийся живот.
– О, «Скорая помощь» пожаловала, – засмеялся он,
хоть и чувствовалось, что ему сейчас не до смеха.
– Ага, – кивнула я. – Русские своих не
бросают.
– Да не кипятитесь вы, – махнул рукой
Артем. – Разберутся.
– Вот прямо сейчас и начнем, – подал голос Лялин.
Вешняков повернулся к жене:
– Сооруди нам что-нибудь.
Мы прошли на кухню. Жена Артема быстро, но без лишней суеты,
собрала на стол, посмотрела на мужа с сомнением и достала из холодильника
бутылку водки.
– Так-то лучше, – похвалил он. – Ты иди это…
займись там с детьми.
– Ага, – кивнула она. – Разбежалась. Он мне
даже толком ничего не объяснил, – добавила она, глядя на меня. –
Твердит, «разберутся». А то я не знаю, как они разбираются.
– Я тебя умоляю, – затосковал Артем.
Супруга разлила водку в рюмки, подняла свою и сказала:
– Спасибо вам.
– Ну, пока еще не за что… – начал Лялин.
– За то, что рядом. Он ради смеха вас «Скорой помощью»
назвал, но так оно и есть. Давайте за дружбу выпьем.
Мы выпили, закусили капустой, и Лялин кивнул:
– Рассказывай.
