– Он что, откровенничал с тобой?
– До этого не дошло.
– Но кое-что ты о нем все-таки знаешь. Тимурка твой
подсуетился?
– Саша, ты зачем здесь?
– Приятно, что ты поспешила откликнуться на мой призыв,
милая.
– Ты вопрос слышал?
– Конечно. Если честно, я думал, первый вопрос будет о
ребенке.
– Зачем спрашивать, если ты все равно соврешь.
Он засмеялся.
– С ним все в порядке.
– Мой ребенок умер, – поморщившись, сказала я.
– Это у тебя вроде мантры? Читаешь по сто восемь раз в
день? – Я достала телефон и стала набирать номер. – Что ты делаешь,
милая? – ласково поинтересовался Лукьянов.
– Звоню Тимуру. У тебя есть время смыться отсюда.
– В самом деле позвонишь? – не поверил он.
– Сейчас ты в этом убедишься.
– Не спеши. – Лукьянов подошел и взял телефон из
моих рук, широко улыбнулся и заявил: – Классно выглядишь.
– Ты тоже, – кивнула я.
Длинные светлые волосы он собрал в хвост. Других изменений
его внешность не претерпела, но с новой прической он выглядел совершенно иначе.
Очки без оправы делали его физиономию интеллигентной и безопасной, впрочем, это
старый трюк. Его способность менять внешность такими вот нехитрыми приемами
всегда меня поражала. Я в который раз подумала: Лукьянов прирожденный актер, с
невероятной способностью к перевоплощению. Он мог выглядеть «серой мышкой» – пройдешь
мимо, не обратив внимания. Или как сейчас, милым симпатичным парнем, которому
хочется открыть душу, прикорнув на его широком плече, начисто забыв, что
кем-кем, а милым и безопасным он точно никогда не был.
– Ты с таким интересом меня разглядываешь, – хмыкнул
он. Опустился передо мной на корточки, устроил руки на моих коленях. И теперь с
озорством поглядывал на меня снизу вверх. Я вздохнула.
– Саша, я совсем не уверена, что была достаточно
осторожна. Если есть что сказать, поторопись.
– Не беспокойся, – беспечно отмахнулся он. –
Сюда они не сунутся, дождутся, когда я выйду.
– Это должно беспокоить в первую очередь тебя. – Я
опять поморщилась, что от его внимания не укрылось.
– А тебя – нет? Правда, нет? Думаешь, если ты вышла
замуж, я поверю в твою большую любовь к нему? – Он засмеялся. –
Кстати, на собственной свадьбе ты выглядела не очень-то счастливой. Тимурка
твой смотрел гоголем, а ты все оглядывалась, вроде ждала кого-то. Не меня,
случайно? Рассчитывала, что я приду и поставлю крест на дурацком спектакле?
Если честно, меня так и подмывало шлепнуть урода. Чего это он, кстати, потащил
тебя венчаться? Он же у нас мусульманин, разве нет?
– Если тебя интересует его родословная, спешу сообщить:
его дед – крещеный татарин из Питера, бабка – хохлушка, мать родилась в
Карелии, а сам он считает себя русским.
– Сколько в нем всего намешано, – усмехнулся
Лукьянов. – То-то у меня при одном взгляде на него тошнота поднимается.
– Как у меня сейчас, – кивнула я. Лукьянов опять
засмеялся и покачал головой. – О чем мы говорим, Саша? – вздохнула я.
– Вот-вот, – весело закивал он. – Сменим
тему? Так почему ты пришла сюда, милая? Да еще с максимальными
предосторожностями. Я ведь не ошибся? Ты старалась избавиться от «хвоста»…
– Старалась, – кивнула я. – Когда будешь
выметаться отсюда, не удивляйся, если угодишь в руки к своим бывшим соратникам.
– Пустое, – отмахнулся он. – Твой Тимурка…
– Мой Тимурка вполне мог тебя пристрелить, так что зря
ты сейчас бахвалишься.
– Как же, как же, помню. Это ты даешь понять, что в тот
раз спасла мне жизнь? Я признателен. Считаешь, я тебе должен?
– Вовсе нет. Ты мне тоже спас жизнь, так что мы в
расчете.
– Один – один, – кивнул он. – И ты торопишься
увеличить счет, оттого и примчалась сюда. Хотя причину назвать не желаешь.
– С причиной туго. По дороге сюда я пыталась понять,
что мне мешает сдать тебя тому же Албанцу.
– Да ладно, все ты знаешь. Старая любовь не ржавеет.
– Возможно, – не стала я спорить.
Его близость вызывала у меня гнетущую тоску и еще
раздражение. Он был уверен, что стоит ему позвать, и я прибегу. Он позвал, и я
прибежала. Только дело вовсе не в моей большой любви к нему, на которую он
прозрачно намекает. Он приложил так много усилий, что смог избавить меня от
нее, но все равно я не хочу, чтобы на выходе из этого дома ему свернули шею,
хоть это было бы справедливо. Не хочу, несмотря ни на что, и сама этому
удивляюсь. Наверное, он прав, говоря, что старая любовь не ржавеет. Моя была
сумасшедшей, отчаянной, яростной, и хоть теперь прошла, но даже памяти о ней
достаточно, чтобы не желать ему смерти. И глупо, вопреки здравому смыслу,
спешить на помощь. Впрочем, в моей помощи он, похоже, не нуждается. Ведет все
те же дурацкие игры.
– Если тебе не трудно, сядь в кресло, – попросила
я.
– А если трудно?
– Все равно сядь.
Он поднялся, но отойти не спешил, теперь он смотрел на меня
сверху вниз, протянул руку и коснулся подвески на моей шее.
– Забавная вещица. – Лукьянов криво
усмехнулся. – Его подарок?
– Это важно?
Он пожал плечами:
– В общем, нет. Так это его подарок?
– Его.
– На память о каком-то событии? Ну, не событии… так,
приятном воспоминании. Для него приятном. Хотя, может, и для тебя, раз ты его
носишь.
Признаться, его слова вызвали у меня растерянность, я
молчала, считая, что моего ответа и не требуется. Лукьянов наклонился ниже,
заглянул мне в глаза, сам из-под очков смотрел с неприязнью, нет, с ненавистью.
Я нахмурилась, а он продолжил с издевкой:
– Предположим, вы пошли с ним в торговый центр. И он
решил купить тебе какую-то безделушку. Ты долго выбирала, а он тебе помогал и
прижимался все ближе, все теснее, пока ты не решила, что он ведет себя
совершенно неприлично, и ты предложила купить безделушку в другой раз. Но ушли
вы недалеко, парня так распирало, что он схватил в соседнем отделе первое
попавшееся под руку платье и вместо с тобой отправился в кабинку для примерки.
Где и трахнул тебя, не особо заботясь о конспирации.
