– Ну в смысле ты чем думаешь заниматься? Одеждой,
мебелью или промышленным дизайном?
– Думаю, одеждой. Я с детства люблю шить. А ты?
– Шить? Ненавижу! Я вообще пока ни фига не знаю. Были у
меня планы, но… рухнули. Теперь надо снова определяться.
– А ты у мамы остаться не хочешь?
– Вот еще!
– А почему? В Америке все-таки такие перспективы…
– У нас тоже перспектив до фига!
– А парень у тебя есть?
– А у тебя есть?
– У меня есть!
– Познакомишь?
– Нет.
– Почему это? Боишься, что отобью?
– И не мечтай! Просто он живет в Канаде! –
засмеялась она.
– А у меня нет постоянного… Вообще-то они все придурки.
– А со взрослыми не пробовала?
– Пробовала!
– И что?
– Тоже придурки, только старые!
– Ты с ними… делала секс? Я заржала.
– У нас так не говорят: делала секс!
– А как?
– Ну или занималась любовью, или просто трахалась. Есть
еще куча всяких синонимов, но ты не поймешь.
– Ну так ты с ними… трахалась?
– Конечно. Только не спрашивай, понравилось ли мне.
– Не понравилось, значит?
– Нет, – отрезала я.
– Это потому что без любви…
– Да ну, так моя Лёка могла бы рассуждать.
– Лёка?
– Бабка моя. Ах, любовь, ах, верность… Хренотень одна.
– Что? Слушай, давай по-английски, я что-то тебя
плоховато понимаю.
– О'кей!
Леокадия Петровна
Мы провели чудесный день. Алина побыла с нами часа два,
потом уехала, и мы вдвоем с Ариадной ездили обедать в итальянский ресторанчик,
где порции были такие, что мы не могли съесть и половины. Оставшееся нам
уложили в коробочки.
– Стаська вечером доест, – сказала Ариадна. –
Или мы сами. А еще я вас обязательно свожу в «Тони Ромас», там порции вообще
гигантские, но очень вкусно.
– Это что, мексиканский ресторан?
– Да нет, сугубо американский. Там подают ребрышки.
Какие хочешь, свиные, говяжьи, телячьи, с каким угодно гарниром. Тебе должно
понравиться, мамочка, ты же любишь косточки глодать. Господи, какое счастье,
что ты приехала…
Стаська вернулась домой в начале двенадцатого, веселая,
раскрасневшаяся, хорошенькая.
– Фу, устала! – Она плюхнулась на диван в
гостиной, сбросила с ног туфли. – Сан-Франциско – охренеть можно! Такая
красотища!
– У вас с Лёкой завтра экскурсия по Сан-Франциско! –
как-то робко напомнила Ариадна.
– Без меня! Я завтра договорилась с ребятами… Мне
абсолютно до фени всякая экскурсионная дребедень! Что мне интересно, я и так
увижу, без всяких тоскливых лекций! Завтра в девять за мной заедет
Симон. – И словно предотвращая вопросы, добавила: – Это Ниллин троюродный
брат, классный парень.
– Стасенька, я вот тут купила тебе телефон…
– Мобильник? Кайф! Хотя вы небось надеетесь держать
меня на коротком поводке? Фигушки!
– Сию минуту сядь нормально и сбавь тон! – прикрикнула
я на нее. – Ты вздумала командовать тут? Носом еще не вышла!
– Лёка!
– Ничего не Лёка! Ты знаешь, я ненавижу хамство! Мама
купила экскурсию на нас двоих…
– Я ее не просила. Вам что, обязательно нужно, чтобы я
помирала с тоски? Посмотрите налево – там один козел построил то-то, посмотрите
направо, там дом одной знаменитой козы… Очень интересно! И у меня день
пропадет, и тебе, Лёка, я весь кайф сломаю. Оно вам надо? Ну все, я спать
пошла.
– Стасенька, а ты есть не хочешь?
– Не-а! Мы ужинали в «Тони Ромасе». Я наелась до потери
пульса! Кстати, советую сходить, вкуснотища!
И она побежала вверх по лестнице, оставив туфли посреди
гостиной.
– Мама, что это? Она всегда такая? – испуганным
шепотом спросила Ариадна.
– Да нет, только в последнее время. Но знаешь, в чем-то
она права. Пусть не едет завтра с нами. Что называется, себе дороже. А ты про
этого Симона что-то знаешь? Он не наркоман?
– Нет, он приличный парень из приличной семьи, учится в
Принстоне. Господи, мамочка, какой я груз на тебя взвалила… Когда я уезжала,
она была такая милая…
– Ребенку нужна мать, и никакая бабушка ее не заменит,
особенно учитывая, что мать жива… Скажи мне, почему ты ни разу не приехала? Как
я поняла, ты за эти годы повидала мир…
Она вспыхнула, потом побелела, губы задрожали.
– Я не могла… я боялась…
– Чего ты боялась?
– Что меня не выпустят обратно… Что ты мне не
позволишь… Я не знаю, мама, прости меня, пожалуйста, прости! Мне все казалось,
что в Москву я еще успею… Да ты вспомни, из какой Москвы я уезжала… Грязь,
пустые полки, крысы по помойкам и подъездам… А ГУМ? А «Детский мир»? Как
вспомню эти очереди, и толкучку вокруг… Ужас! А тут я попала в другое
измерение.
– И тебе сразу отшибло мозги, да?
– Знаешь, наверное, да… Я просто без ужаса не могла
подумать о возвращении… Думаешь, я не понимаю, как виновата перед вами? Но Бог
меня уже наказал… И очень жестоко… Гарик был моей последней надеждой, а теперь
все…
– Да что за чушь, почему все? Тебе только тридцать
семь…
– Но я невезучая… Мне с мужчинами не везет… Тебе вот
повезло с папой, а мне такой не встретился.
– Да, мне с папой повезло, хотя и я на многое закрывала
глаза.
– Думаешь, я не была готова на многое закрыть глаза? Но
он просто испарился, исчез из моей жизни, так что…
– Ничего, Адя, будет и на твоей улице праздник. А что
касается экскурсии, то я поеду одна, ничего страшного.
– Мама, но ведь если пойти у нее на поводу завтра…
– Я просто не хочу, чтобы она испортила настроение себе
и нам всем. Пусть веселится, ей предстоит трудное время: окончание школы,
экзамены в институт, пусть отдыхает на всю катушку.
– Ну раз ты так считаешь, мамочка, пусть, – с
огромным облегчением сказала моя дочь.
Утром я встала очень рано. Кажется, сегодня будет хороший
день. Я вышла на задний дворик, именуемый здесь бэк-ярдом, и села на
пластиковое кресло. За сетчатым забором простирались зеленые холмы Калифорнии.
Какой дивный свежий воздух, хотя и холодно пока. Я вернулась в дом, взяла плед,
укуталась в него и снова села. Как в раю. Тишина, мирный пейзаж, корова пасется
на склоне холма, черная кошка сиганула мимо, а за ней огромный рыжий котище. У
нас мартовские кошачьи игры, а здесь, видимо, февральские. Хорошо. Может быть,
все правильно? Может быть, мы все трое в результате поймем друг друга? Это будет
нелегко. Ариадна раздражает меня, раздражает и Стаську. Похоже, в создавшейся
ситуации ее больше всего волнует несостоявшаяся свадьба… Наверное, ее можно
понять: уязвленное самолюбие одно из самых непереносимых чувств…
