— Спорно, но привлекательно.
— А потом, прикарманив башли, расправился с ней, — предположил Найджел.
— Ну, фантазёр, — усмехнулся Аллейн.
— А что, разве это невозможно?
— Нет, отчего же. Судя по тому, что мы имеем — вполне возможно.
— Вызвать мистера Пилгрима, сэр?
— Пожалуй, да, Фокс. Посмотрим, согласится ли он обсуждать эту скользкую тему.
— Держу пари, что да, — сказал Найджел. — Куда ему деваться, если у самого рыльце в пушку. Кстати, это не тот ли Бейсил Пилгрим, который доводится старшим сыном пэру-пуританину?
— Он самый. Ты с ним знаком?
— Нет, но наслышан. Мне приходилось делать статью про его отца. Судя по всему, Бейсил — славный малый. Приятный, во всяком случае. Обожает крикет. Подавал весьма большие надежды, но потом целиком переключился на живопись. Не могу представить его в роли убийцы. А про Гарсию он сам заговорит, вот увидите.
— Потому что тебе так хочется?
— Разве вы сами не уверены, что ваш человек — Гарсия?
— Факты, которыми мы располагаем, указывают на него, это верно. Но строить какие-то умозаключения я бы пока не стал. В угол — живо!
Фокс ввёл Пилгрима. Внешне Пилгрим и впрямь, располагал к себе, как подметил Найджел. Высокий и широкоплечий, но вместе с тем стройный, с тонкими чертами лица. Широкий рот с прекрасными зубами. Разговаривая, Пилгрим поочерёдно обводил глазами всех собеседников. От нервозности, предположил Аллейн. Манеры у юного лорда были безукоризненны. Аллейн предложил ему сесть, угостил сигаретой и приступил к расспросам. Пилгрим рассказал, что в пятницу они с невестой покатили к друзьям Вальмы, мистеру и миссис Паскоу, которые проживали в Боксовере, милях в двенадцати от Боссикота. Поужинали, потом сыграли партию в бридж. На следующее утро отправились в Анкертон-мэнор, резиденцию лорда Пилгрима в Оксфордшире, где Бейсил представил свою невесту отцу. Весь субботний день молодые провели там, переночевали, а в воскресенье днём возвратились в Татлерз-энд.
— Вы не помните, в котором часу закончилась ваша партия в бридж с Паскоу? — поинтересовался Аллейн.
— Довольно рано, сэр. Часов в одиннадцать, кажется. У Вальмы безумно разболелась голова — бедняжка едва различала карты. Я принёс ей аспирин. Она выпила три таблетки и отправилась спать.
— Помог ей аспирин?
— Очень! Она сказала, что спала, как убитая. — Пилгрим обвёл глазами Аллейна и Фокса и снова перевёл взгляд на Аллейна. — Утром её разбудила горничная, когда принесла чай. Голова к тому времени прошла.
— Часто у неё случаются головные боли?
— Да, довольно часто. В последнее время, по меньшей мере, раза два. Меня это даже тревожит. Я хочу показать её окулисту, но Вальма и слышать не хочет о том, чтобы ходить в очках.
— Может быть, дело не в глазах.
— Мне кажется, что именно в глазах. Художникам ведь приходится почти постоянно напрягать зрение.
— А вы хорошо спали?
— Я? — Пилгрим недоуменно уставился на Аллейна. — Я всегда сплю так, что меня и из пушки не разбудишь.
— Как далеко отсюда до Анкертон-мэнора, мистер Пилгрим?
— По спидометру — восемьдесят пять миль. Я специально обратил внимание.
— Значит, из Боксовера вы проехали семьдесят три мили?
— Да, сэр.
— Хорошо. Теперь давайте поговорим об убитой девушке. У вас есть какие-то мысли на этот счёт?
— Боюсь, что нет. Гнусное преступление. Я до сих пор не могу без содрогания думать об этом.
— Почему?
— Как почему? Разве это не естественно? Ведь то, что случилось — дико и жестоко.
— Да, безусловно. Но я имел в виду другое — нет ли у вас личных причин для того, чтобы воспринять смерть Сони Глюк близко к сердцу?
— Не больше, чем у всех остальных, — ответил Пилгрим, чуть помолчав.
— Вы ничего не утаиваете, мистер Пилгрим?
— Что вы хотите этим сказать? — Пилгрим снова поочерёдно обвёл глазами Аллейна и Фокса. Лицо молодого человека заметно побледнело.
— Сейчас объясню. Не были ли вы с мисс Глюк более близки, чем все остальные?
Если до сих пор во внешности Пилгрима проглядывалась нервозность, то после вопроса Аллейна он просто окаменел. Глаза невидяще смотрели вперёд, губы приоткрылись.
— Я вижу, что лучше во всем признаться, — сказал он наконец.
— Мне тоже кажется, что это самый благоразумный выход, — кивнул Аллейн.
— К случившемуся это не имеет никакого отношения, — сказал Пилгрим. — Если только Соня не рассказала Гарсии. О Господи, я даже не знаю, с чего начать. Дело в том, что я об этом думаю с той минуты, как её убили. Если бы это имело хоть малейшее отношение к убийству Сони, я бы повинился сразу, но я… я не хотел, чтобы узнала Вальма. Это случилось три месяца назад. До моей встречи с Вальмой. Вышло так, что мы с Соней случайно познакомились на одной вечеринке в Блумсбери. Вино лилось рекой и все были навеселе. Соня попросила, чтобы я отвёз её домой, а потом предложила зайти. На минутку. Чтобы «попить чайку». А потом… я не устоял. Больше это не повторялось. Я был неприятно поражён, узнав, что Соня будет у нас натурщицей. Я ничего ей не говорил, да и она не вспоминала о том, что между нами было. Вот и все.
— А как насчёт ребёнка? — спросил Аллейн.
— О Господи! Значит, она всё-таки кому-то рассказала?
— По меньшей мере — вам.
— Я не верю, что это правда. И не верю, что ребёнок был мой. Все знают, какой образ жизни она вела. Бедная девчонка! Видит Бог — вся моя сущность восстаёт против того, чтобы клеймить её, но теперь, когда дело приняло столь серьёзный оборот… Будь я уверен, что ребёнок и впрямь мой, уж я бы конечно позаботился о Соне, но ведь все знают, что она давно была любовницей Гарсии. Просто Соня жестоко ревновала к Вальме и, узнав о нашей помолвке, решила таким образом насолить сопернице.
— Как вы об этом узнали?
— Соня оставила записку в кармане моего рабочего халата. Я её сжёг. Там речь шла о том, что мы с ней должны встретиться.
— И вы встретились?
— Да. Вечером в студии. Гадко все вышло.
— А что случилось?
— Соня объявила, что ждёт ребёнка. Уверяла, что отец — я. Я сказал, что не верю ей. Я знал, что она лжёт и сказал ей об этом прямо в глаза. Пообещал, что сам расскажу Вальме, а потом пойду к Гарсии и все расскажу ему. Она, похоже, испугалась. Вот и все.
— Вы уверены?
— Да. Что вы имеете в виду?
— Она не пыталась шантажировать вас? Не говорила, что расскажет Вальме или, что если с Вальмой у неё ничего не выйдет, то пойдёт к вашему отцу?
— Чего она мне только ни наговорила! С ней случилась настоящая истерика. Мне даже трудно все вспомнить. Она сама не понимала, что несёт.
