— Ой, — пропищала мордашка. — Извините, я думала…
— Простите, что тревожу вас в такую рань, — сказал Аллейн, — но я буду весьма признателен, если вы позволите мне войти.
— Покупать я ничего не собираюсь, — нахмурилась мисс О'Доуни.
— А я — продавать, — улыбнулся Аллейн.
— Извините, но, сами понимаете, в наше время всякий прохвост так и норовит всучить тебе какую-нибудь дрянь — от пылесоса до чулок.
— Я к вам по поводу Сони Глюк, — сказал Аллейн.
— Сони? Вы её дружбан, что ли? Так бы сразу и сказали. Айн момент — я оденусь. Извините за задержку, но правое крыло моего замка закрыто из-за нашествия призраков, а все остальное лежит в развалинах.
— Ничего, у нас впереди целое утро, — улыбнулся Аллейн.
— Угу. Расскажите себе пока пару свежих анекдотов.
Дверь захлопнулась. Аллейн закурил. Уборщица, виляя задом, спускалась. Словно большая жаба, подумал Аллейн.
— Холодно сегодня, — вдруг проквакала она.
Аллейн не стал спорить.
— Да, довольно прохладно.
— Вы тоже театралец?
— Нет, не совсем. Моя профессия не столь захватывающа.
— Путешественник, может?
— Нет, совсем нет.
Уборщица пустилась в пространные объяснения, из которых Аллейн понял: мало того, что она тоже не театралица, она «всю свою дурацкую жизнь прослужила за шматок хлеба, а никакая сволочь даже спасиба не сказала».
Аллейн уныло кивал, рассеянно озираясь по сторонам.
Мисс О'Доуни начала посвистывать за дверью. В следующий миг дверь распахнулась.
— Заходите, дорогуша, — весело прощебетала девушка.
Аллейн вошёл. Спальня, одновременно служившая гостиной, выглядела так, будто уборку в ней производили секунд десять: небрежно застланная постель, сваленные в кучу вещи. Дверцы серванта распирались изнутри, словно готовые лопнуть, ящики торчали наперекосяк, подушки дивана кичливо взгорбились, из-под кровати выглядывал уголок наспех задвинутого ногой чемодана. Сама же мисс О'Доуни, к вящему удивлению Аллейна, выглядела свеженькой как огурчик. Впрочем, ей не привыкать быстро гримироваться, подумал Аллейн.
— Присаживайтесь, — пригласила она. — Чувствуйте себя, как дома. У меня, конечно, не Букингемский дворец, но на наше жалованье не разгуляешься. Вы видели наше шоу?
— Нет ещё, — покачал головой Аллейн.
— В последнем акте мне даже выделили три строчки, — похвасталась Бобби. — А вдобавок — удостоили поцелуя самого мистера Генри Молино. От него, правда, на милю разит виски и луком, но начинающей актрисе грех жаловаться. Ну что, как делишки, старина?
— Не блестяще, — сказал Аллейн, подбирая приемлемый для данной обстановки тон.
— Ничего, держите хвост морковкой — все ведь там будем, — подбодрила его Бобби. — Я бы кофейку тяпнула. Вы не откажетесь?
— Буду рад, — кивнул Аллейн.
Девушка зажгла газ и захлопотала над кофейником.
— Кстати, вы ведь ещё даже не представились.
— Меня зовут Родерик Аллейн. Боюсь, что…
— Родерик Аллейн! — пропела Бобби. — Очень мило. Вы не бизнесмен?
— Нет, я…
— Извините за нахальство, но вы куда больше кажетесь выпускником Итона или Оксфорда, чем остальные дружбаны Сони. Может, вы художник?
— Нет. Я — полицейский.
— Ха-ха, Роди! Я верно поняла — в этом месте положено смеяться?
— Нет, я не шучу.
— Полицейский? Где же ваша дубинка? Шлем? Квадратный подбородок? Нет, Роди, хватит заливать. Кто вы такой?
— Мисс О'Доуни, я служу в Скотленд-Ярде.
Она нахмурилась.
— Слушайте, что-нибудь случилось?
— Вы и впрямь были очень дружны с мисс Глюк? — спросил Аллейн.
— Были? — почти взвизгнула Бобби. — Слушайте, в чём дело? Что-нибудь случилось с Соней?
— Боюсь, что да, — вздохнул Аллейн.
— О Боже! Она не… — Девушка судорожно сглотнула и осеклась.
— Да.
Кофейник зашипел. Бобби машинально повернула ручку и выключила газ. Даже под слоем макияжа было видно, как побелела её хорошенькая мордашка.
— Что она натворила? — глухо спросила девушка.
— Она — ничего. Впрочем, я понимаю, о чём вы спросили. Она ведь была беременна.
— Да. Я знаю. Так… что же всё-таки случилось?
Аллейн рассказал, мягко и тактично. Бобби разлила кофе по чашечкам. Её огорчение настолько бросалось в глаза, что Аллейн проникся к ней сочувствием.
— А вы знаете, я даже не могу в это поверить, — сказала она. Убийство. Господи, даже представить немыслимо. Ведь ещё в субботу мы сидели здесь вдвоём и болтали обо всём на свете.
— Вы очень дружили?
— Да. То есть, не настолько, конечно, как с Моди Левайн или Долорес Дюваль, моими закадычными подружками, но — вполне. Вот ваш кофе. Сахар берите сами. Господи, просто в голове не укладывается. Убили!
Бобби помешала ложечкой сахар и уставилась на Аллейна. Глаза её заволокло пеленой. Вдруг, выхватив ложечку, она ткнула ею в сторону Аллейна, едва не выбив ему глаз.
— Гарсия! — выкрикнула она.
Аллейн промолчал.
— Это — Гарсия! — повторила она. — Помяните моё слово. Я его всегда на дух не выносила. Пару раз, когда Соня приводила его сюда, я говорила ей: «По-моему, он дрянной малый». Представляете, он ведь жил за её счёт! А потом, когда случилась эта заваруха, удрал в кусты. Спасибо, мол, за постель и кормёжку, а теперь — выпутывайся сама. Она не пыталась избавиться от плода?
— Не похоже, — произнёс Аллейн. Он вытащил из кармана письмо, адресованное Соне Глюк и подписанное Бобби. — Это мы нашли в её комнате. Оно и привело меня к вам.
— А в чём дело? — с вызовом спросила Бобби.
— Мы распутываем любую ниточку, которая может привести нас к преступнику.
— Да, это понятно, — закивала девушка.
— Так вот, мисс О'Доуни, скажу честно: ваше письмо нас заинтересовало. По крайней мере нам показалось, что вы куда лучше нас знакомы с отношениями, которые складывались у Сони с Гарсией.
— Я знала всё, что у них было. Соня залетела, а этот хмырь хотел с ней порвать — вот и вся недолга. Занавес опускается. Прошу смеяться.
— Это все?
— В каком смысле?
— Нам известно, что мистер Пилгрим заплатил ей сто фунтов.
— Это он вам сказал?
— Да. Вы этот замысел имели в виду?
— Что ж, мистер Умник, коль скоро вы спрашиваете, то отвечу. Да. Пилгрим получил удовольствие, а Соня вполне резонно решила, что за удовольствие надо платить.
