— Входите, мистер Тиллотсон.
В каюте сразу стало тесно — и Тиллотсон и Натуш были крупными высокими мужчинами. Трои начала знакомить этих мастодонтов и вдруг сообразила, что их уже познакомила Хейзл Рикерби-Каррик. Она не могла не смотреть на большие розовые руки мистера Тиллотсона, слегка сморщенные, как после стирки. Она бала рада, что вопреки обыкновению он в этот раз не поздоровался с ней за руку.
— Доктор Натуш наблюдает за мной после того, как я так оскандалилась.
Мистер Тиллотсон сказал, что это замечательно, а доктор Натуш, посоветовав Трои не волноваться, оставил их наедине.
Трои сдёрнула одеяло, села на койке, спустив ноги, и пригладила свои короткие волосы.
— Ну, мистер Тиллотсон, — спросила она, — что же вы скажете на сей раз?
2
Трои редко встречалась с сослуживцами мужа, если не считать инспектора Фокса, к которому была искренне привязана. Изредка Аллейн приводил кого-нибудь в гости, а два-три раза в год они устраивали вечеринки, и тогда их дом, как только что её каюту, заполняли огромного роста мужчины, которые разговаривали только о делах. Ей казалось, что во время этих встреч она составила себе некоторое представление о сотрудниках уголовно-следственного отдела. Это были люди, работавшие изо дня в день в атмосфере напряжённой враждебности. У них сохранилось мало иллюзий и.выработался стойкий скептицизм. Некоторым из них, пожалуй, не было чуждо чувство сострадания: одни преступления приводили их в ужас, другие возмущали. Они считали себя призванными охранять людей от зла, хотя и не были о них высокого мнения. Многие из них, например Фокс, по натуре были очень доброжелательны. Но, как сказал однажды Аллейн, если охотника начинает одолевать жалость, он перестаёт быть охотником. И вопреки расхожему мнению лишь очень немногим была свойственна жестокость.
Но все попытки Трои классифицировать людей, работающих в уголовно-следственном отделе, разбивались о тот факт, что её собственный муж ни в какую категорию не втискивался.
В данную минуту она пыталась определить, к какой категории отнести старшего инспектора Тиллотсона, но и это ей никак не удавалось. Что в нем главное? Упрямство? Здравомыслие? Косность? Что он думает теперь о рейсе «Зодиака»? Неужели у него хватит нахальства и сейчас делать вид, что ничего особенного не случилось? И, не дав ему вымолвить слова, она сразу спросила:
— Ну, мистер Тиллотсон, что же вы скажете на сей раз?
— Да видите ли, миссис Аллейн… — начал он, но она его перебила:
— Её убили? Или вы не можете сказать ничего определённого до вскрытия?
— Да, пока что ничего нельзя сказать, — осторожно согласился он, — во всяком случае… гм-м… по…
— По внешнему виду тела?
— Вот именно, миссис Аллейн. Совершенно верно.
— Вы слышали, что шкипер вчера получил телеграмму, якобы посланную ею из Карлайля, где сообщалось, что она едет в Шотландию?
— Да, эти сведения мы получили.
— И каков ваш вывод?
— Головоломочка.
— Вот именно, — с чувством сказала Трои. Она показала на стул. — Садитесь, мистер Тиллотсон. Вероятно, я должна дать вам показания?
— Я вижу, вы знаете установленный порядок, миссис Аллейн, — несколько уклончиво ответил он. — Да, если вы не возражаете, я бы маленько вас порасспрашивал, учитывая, что вы, можно сказать…
— Обнаружила тело?
— Вот-вот.
— Я была на палубе в левой части кормы… по-моему, это так называется, — быстро начала она. — Я смотрела на покрытую пеной воду. Мы как раз заворачивали к шлюзу, когда я увидела… увидела её лицо… сквозь пену. Сначала я подумала, что это игра света, потом пена сдвинулась, и я ясно её увидала. Больше я ничего не помню, потому что тут же потеряла сознание. Мистер Тиллотсон, — торопливо добавила она, — вы знаете, что в ту ночь, когда она сошла с «Зодиака» в Кроссдайке, она спала на палубе?
— На палубе? — переспросил он быстро. — Вы уверены?
— А вы разве не знали?
— Пока что у меня не было возможности собрать свидетельские показания.
— Она жаловалась на бессонницу и сказала доктору Натушу, что хочет спать на палубе. Думаю, что так она и сделала, тем более что на следующий день мы с ним нашли лоскуток от обложки её дневника — помните, я вам рассказывала, как он упал за борт? — нашли на её надувном матраце.
— Но ведь этот лоскуток мог отвалиться и не ночью?
— Может быть. Он был какой-то вылинявший. Кажется, доктор Натуш его сохранил.
— Сохранил? Интересно, зачем?
— Я его попросила.
— Вы?
— Мы с доктором немного беспокоились за неё. Да вы знаете, что я о ней тревожилась, я ведь вам говорила.
— Да, вы действительно об этом упоминали.
— Мне бы хотелось, чтобы вы ответили на один вопрос. Вообще-то это не моё дело, но, если вы не возражаете, я все-таки спрошу.
— Ну конечно.
— Дело вот в чем. Если выяснится, что её убили, неужели вы будете приписывать это убийство каким-то грабителям, напавшим на неё на берегу? Ведь это исключается, правда?
— Мы всегда предпочитаем сохранять объективность и учитывать все возможности.
— Но в данном случае эта возможность отпадает, потому что если её убил какой-то неизвестный головорез, то зачем бы ему посылать нам телеграмму из Карлайля?
— Нам, я чувствую, придётся взять вас в штат уголовно-следственного отдела, — смущённо пошутил он.
— Я понимаю, что веду себя назойливо.
— Ну что вы…
— Но меня тревожат, — не удержалась Трои, — все эти мелочи, о которых я вам рассказывала прежде. Теперь они не кажутся такими уж пустяками, правда?
— Правда. Но вы можете быть уверены, миссис Аллейн, что мы проверим всё до мельчайших подробностей.
— Да, я знаю.
— Я хотел бы только сказать вам, миссис Аллейн, что после нашей последней беседы мы навели справки и выяснили, где находились ваши попутчики в конце прошлой недели. Сведения подтвердились: Хьюсоны были в Стрэтфорде, Поллок действительно останавливался в Бирмингеме, доктор Натуш был в Ливерпуле, а…
— Но ведь все это было до поездки?
— Д-да… — сказал он, — но все-таки.
— И ещё одно, мистер Тиллотсон. Не были ли у неё… не висело ли у неё что-то на шее? Ленточка или тесёмочка, к которой было привязано что-то вроде мешочка, если не ошибаюсь, сшитого из замши?
— Нет, — резко ответил он. — Ничего похожего. А она что-то такое носила?
— Да, — сказала Трои. — Это была — я понимаю, что это звучит фантастично, — это была очень дорогая вещь работы Фаберже, изображающая знаки Зодиака, которую преподнёс её деду-хирургу — хотите верьте, хотите нет — русский царь. Мисс Рикерби-Каррик говорила, что никогда её не снимает.
