— И что, часто он меняет завещание?
— Не считал, — после некоторого раздумья признался Седрик, — но, похоже, раз в два года, хотя последние три Пэнти оставалась твердым фаворитом. Когда она была еще совсем ребенком и приезжала сюда только от случая к случаю, он обожал ее, и она, к великому несчастью, тоже была без ума от него. Полин, должно быть, проклинает тот день, когда уговорила его открыть школу в Анкретоне. В последний раз я впал в полную немилость, в завещании меня до нитки обчистили. За Пэнти следовал дядя Томас, в надежде на то, что он женится и у него будет сын, а я принимаю обет безбрачия и остаюсь с Анкретоном в качестве камня на моей бедной тоненькой шейке. Как все запуталось, правда?
То, что говорил Седрик, безмерно раздражало Трой. Тем не менее она слушала со все возрастающим интересом, хотя в какой-то момент его откровенное злорадство, вызванное падением Пэнти, ее разозлило.
— Я по-прежнему считаю, — сказала она, — что Пэнти не имеет никакого отношения к этим проделкам.
Седрик было запротестовал, но Трой не дала перебить себя:
— Я разговаривала с ней об этом, и в ответах ее не почувствовала ни малейшей фальши. Совершенно очевидно, что о вчерашнем происшествии она слыхом не слыхивала. Даже не знает о существовании квакающих подушек.
— Этот ребенок, — злобно заявил Седрик, — невероятно, чудовищно изворотлив. Не случайно она носит имя Анкред. Она играла. Поверьте, это была игра.
— Не верю. В частности, потому, что она даже не знает, где находится моя комната.
Седрик, кусавший все это время ногти, остановился и посмотрел на Трой.
— Не знает, где ваша комната? — после продолжительной паузы переспросил он. — Но, дражайшая миссис Аллейн, это-то какое отношение к делу имеет?
Трой уже готова была поведать ему о перилах, на которые налипла краска. Она даже начала было:
— Что ж, если вы пообещаете… — но, внимательно посмотрев на его лицо с надутыми губами и белесыми глазами, неожиданно передумала. — Ладно, не важно, все равно это вас не убедит. Забудьте.
— Дражайшая миссис Аллейн, — промурлыкал Седрик, поправляя плащ, — что за тайны? Можно подумать, вы мне не доверяете.
Глава 7
ФИЕСТА
1
В пятницу, через неделю после своего приезда в Анкретон, Трой вытащила холст из реквизиторской, где она держала его в последние дни, и принялась разглядывать. Удивительно, как это ей удалось? Еще два дня, и картина будет завершена. Завтра вечером сэр Генри проведет своих воюющих между собой родичей, собравшихся на семейное торжество, в театрик, и она отойдет в сторону, давая им возможность обсудить увиденное. Интересно, сильно ли оно их разочарует? Увидят ли они сразу, что фон картины — это вовсе не пустошь перед замком Форрес, но театральный задник и в центре картины не Макбет, а старый артист, оглядывающийся на свое прошлое и старающийся осознать сыгранную некогда роль? Поймут ли, что господствующее настроение картины — отрешенность?
Что ж, фигура закончена. Осталось кое-что доделать — штрих здесь, штрих там. Трой безумно хотелось, чтобы на картину взглянул ее муж. И это радует, это хорошо, думала Трой, что из тех немногих людей, кому она хотела бы показать свою работу, первым был муж. Может, дело в том, что говорит он всегда так мало и никогда не смущается при этом своей сдержанности.
По мере приближения конца работы тревога и страх перед предстоящей встречей с мужем все возрастали. Она вспомнила, что говорят другие женщины:
«Первая встреча никогда не повторяется».
«Мы встретились совершенно чужими друг другу людьми».
«Теперь все по-другому».
«Удивительное ощущение. Робость. Нечего сказать друг другу».
Неужели у нее все будет так же — нечего сказать? «Я совершенно беспомощна, — думала Трой, — совершенно беспомощна в семейных делах. Все мои природные способности ушли в живопись. Но может, Родерик найдет что сказать? А я? Следует ли мне сразу рассказать ему об Анкредах?»
Она чистила шпатель, когда вбежала Фенелла с сообщением, что Трой звонят из Лондона.
На проводе был заместитель комиссара Скотленд-Ярда. Слушая его, Трой ощущала, как в горле у нее стучит молоточек. Говорил ее собеседник в высшей степени таинственно. В понедельник ей стоит прокатиться в Лондон. И если она останется на ночь, во вторник утром Ярд покажет ей нечто, что может ее заинтересовать. Утром в понедельник в Анкретон-Холл за ней заедет полицейская машина и подбросит до станции.
— Спасибо, — сказала Трой не своим голосом. — Да, все понятно. Да, разумеется. Да, прекрасно. Спасибо.
Трой помчалась к себе в комнату и, лишь сев на кровать и с трудом переводя дыхание, сообразила, что одолела зараз как безумная все три пролета.
«Слава Богу, что картина закончена, — подумала она. — В таком состоянии я бы не смогла рисовать даже как Пэнти».
И она с тоской подумала о предстоящем свидании.
— Но ведь я даже лица его не вижу, — испугалась Трой. — Не слышу голоса. Я совершенно забыла своего мужа.
Ее то охватывала лихорадочная жажда деятельности, то она впадала в полную прострацию. В голове мелькали смешные эпизоды из репертуара Анкредов. «Не забыть бы рассказать ему это», — наказывала себе Трой и тут же начинала сомневаться: а покажутся ли эти эпизоды такими уж забавными издали? Она едва не подпрыгнула на кровати, вспомнив, что насчет вторника надо предупредить Кэти Босток. Пусть скажет старому слуге Аллейнов, с которым они давно уже договорились, чтобы тот поехал в Лондон и открыл квартиру.
«Вот прямо сейчас и надо позвонить», — подумала она и направилась вниз. Сидя в крохотной переговорной, расположенной у главного входа, в ожидании, пока ее соединят с Лондоном, Трой услышала шелест колес на подъездной дорожке, голоса и, наконец, ту суету в зале, которая всегда сопровождает чей-нибудь приезд.
— Милли, ты где? — раздался чей-то веселый приятный голос. — Иди сюда. Это Десси, Томас и я. Десси дозвонилась до полковника, у полковника оказалась машина, вот мы и приехали все вместе.
— Дженетта! — прошелестел с галереи бестелесный голос Миллимент.
— Дженетта! — эхом откликнулась Полин, находившаяся еще дальше.
Почудилось или на самом деле в самом звучании этих голосов было неодобрение, а может, и тревога, думала Трой, негромко прикрывая за собой дверь.
2
В отличие от Миллимент Дженетта, она же достопочтенная миссис Клод Анкред, общалась со своими свойственниками вполне беззаботно. Это была приятной наружности женщина, элегантно одетая, с веселым голосом, умным лицом и, судя по виду, вполне довольная жизнью. Речь ее текла живо и непринужденно, и если миссис Клод Анкред и ощущала в доме некое внутреннее противостояние, то никак этого не выказывала и со всеми членами семьи держалась отстраненно-дружелюбно.
