Аллейн оставил без внимания это воззвание к голубой крови. И просто спросил:
— Саквояж был заперт?
— Сами мы бы не стали ничего открывать, мистер Аллейн.
— Да? — неопределенно переспросил он.
Дездемона бросила взгляд в зеркало.
— Пожалуй, Полин могла бы, — помолчав, признала Дездемона.
Аллейн выждал немного и, поймав взгляд Фокса, поднялся.
— А теперь, мисс Анкред, — сказал он, — не могли бы мы осмотреть комнату вашего отца?
— Комнату папа?
— Если можно.
— Но как же я?.. Не возражаете, если… я попрошу Баркера…
— Пусть он просто покажет нам, куда идти, а там уж мы сами разберемся.
Дездемона импульсивно вскинула руки.
— Нет, вы всё понимаете, — сказала она. — Вы понимаете, каково всем нам. Благодарю вас.
Аллейн слегка улыбнулся, уклонился от соприкосновения с вытянутыми руками и направился к двери.
— Итак, может, Баркер объяснит нам, как найти комнату? — сказал он.
Дездемона метнулась к кнопке звонка, и через минуту-другую на пороге появился Баркер. С чрезвычайной торжественностью она объяснила ему суть задания. При этом Дездемоне удалось представить Баркера образцовым слугой старинного аристократического дома. Атмосфера в маленькой гостиной все более и более наполнялась духом феодальных времен.
— Эти господа, Баркер, — закончила она свою речь, — приехали сюда, чтобы оказать нам помощь. Мы со своей стороны должны всячески им в этом содействовать. Вы меня понимаете?
— Конечно, мисс, — поклонился Баркер. — Прошу вас, сэр.
До чего же точно описала Трой просторные лестничные пролеты, галерею и бесчисленные мрачные полотна в тяжелых рамах. И запах. Викторианский запах лака, ковров, воска и, как ни странно, клея. Желтый запах, так она, кажется, сказала. Вот первый длинный коридор, от которого отходит ответвление, ведущее к башне, где жила Трой. Вот тут она заблудилась в первый свой вечер в Анкретоне — и вот эти комнаты с их необычными названиями. Справа — «Банкрофт» и «Бернхардт»; слева — «Терри» и «Брейсгердл»; дальше — открытая дверь в бельевую и ванные комнаты. Впереди мерно покачивались полы пиджака Баркера. Голова у него была опущена, так что видна лишь тонкая кайма седых волос и крошки перхоти на воротнике. Вот коридор, ведущий к картинной галерее, и еще одна комната с надписью на двери готическим шрифтом: «Ирвинг».
— Вот нужная вам комната, сэр, — сказал Баркер безжизненным голосом.
— Мы зайдем, если не возражаете.
За дверью было темно, пахло дезинфекцией. Небольшая заминка, и вот уже ночник образует две лужицы света — на столе и алом стеганом одеяле. Баркер отдернул зазвеневшие кольцами шторы и поднял жалюзи.
Что более всего поразило Аллейна в комнате, так это необыкновенное обилие фотографий и офортов на стенах. Их было так много, что они почти полностью скрывали алые, со звездочками, обои. Далее Аллейн отметил тяжеловесную роскошь обстановки: огромное зеркало, парча, бархат, массивная неприветливая мебель.
Над кроватью была натянута длинная веревка. Аллейн заметил, что заканчивалась она не кнопкой вызова, а лохмотьями проволоки.
— Чем-нибудь еще могу быть полезен, сэр? — спросил стоявший позади него Баркер.
— Не задержитесь ли на минуту, Баркер? Мне нужна ваша помощь.
2
Он и впрямь был очень стар. Подернутые пленкой глаза не выражали ничего, кроме потаенной печали. Руки дрожали, на них сильно проступили вены. Но все эти приметы возраста отчасти скрадывались давней привычкой откликаться на нужды других людей. Эта готовность все еще угадывалась в Баркере.
— Вряд ли, — начал Аллейн, — мисс Анкред вполне объяснила, что привело нас сюда. Мы здесь по просьбе мистера Томаса Анкреда. Он хотел, чтобы мы занялись расследованием причин смерти сэра Генри.
— Ах вот как, сэр?
— Некоторые члены семьи считают, что вердикт был вынесен чересчур поспешно.
— Именно так, сэр.
— А что, и у вас самого были какие-то сомнения?
— Так бы я не сказал, сэр. — Баркер сцепил и расцепил руки. — По крайней мере вначале сомнений не было.
— Вначале?
— Ну да, ведь я знал, что он ел и пил за ужином, и как перетрудился, и вообще. Доктор Уизерс предупреждал его, сэр.
— А потом? После похорон? Сейчас?
— Не знаю, что и сказать, сэр. Когда миссис Кентиш, и миссис Генри, и мисс Дездемона все время выспрашивают насчет некоего исчезнувшего предмета, когда слуги все время о чем-то перешептываются… просто не знаю, что и сказать.
— Исчезнувший предмет — это банка с крысиной отравой?
— Да, сэр. Как я понимаю, она нашлась.
— И вопрос состоит в том, открывали ее или нет перед тем, как она потерялась, так?
— Как я понимаю, именно так, сэр. Но последние десять лет или даже больше эта штука была дома. Сначала было две банки, и они хранились в одной из бытовок, потом одну открыли, использовали содержимое и выбросили. Вот и все, что мне известно, сэр. Насчет той, что теперь нашлась, ничего сказать не могу. Миссис Генри Анкред припоминает, сэр, что видела ее примерно год назад закрытой, а миссис Балливант, это наша кухарка, говорит, что какое-то время назад ее открывали, а миссис Генри кажется, что это не так, и это все, что я могу сказать, сэр.
— А не знаете, в комнате мисс Орринкурт крысиный яд не использовали?
По лицу Баркера пробежала тень неудовольствия.
— Это мне неизвестно, сэр.
— Крыс там нет?
— Насколько я осведомлен, сэр, дама, о которой вы говорите, жаловалась на них одной из служанок. Та поставила капкан, и несколько крыс в него попалось. По-моему, дама говорила, что об отраве она не думала, потому ее и не использовали.
— Ясно. А теперь, Баркер, я попрошу вас как можно более точно описать, как выглядела эта комната, когда вы вошли в нее утром после смерти сэра Генри.
Скрывая дрожь в ослабевшей руке, Баркер прижал ее ко рту. В глазах у него блеснули слезы.
— Понимаю, насколько все это для вас тяжело, — сказал Аллейн. — Понимаю и прошу прощения. Присядьте. Нет, нет, присядьте, прошу вас.
Баркер слегка склонил голову и сел на единственный в комнате стул с высокой спинкой.
— Уверен, — продолжал Аллейн, — что, если в доме произошло что-нибудь очень дурное, вы желали бы, чтобы зло было наказано.
Казалось, в Баркере происходила борьба между профессиональной сдержанностью и личными переживаниями. Неожиданно его словно прорвало, и он выдал классическую реакцию:
— Мне не хотелось, чтобы наш дом был замешан в каком-нибудь скандале, сэр. Мой отец служил здесь дворецким при прежнем баронете, двоюродном брате сэра Генри — его звали сэр Уильям Анкред, — я прислуживал здесь же, сначала на кухне, серебро чистил, потом лакеем. С театром, сэр, — продолжал Баркер, — он никак не был связан, нет, старый джентльмен не имел к этому никакого отношения. Все случившееся было бы для него большим ударом.
