— Думаете, он надеялся вывезти все эти трофеи в Австралию? — спросил он.
— Возможно, мистер Белл, хотя я не сомневаюсь, что его задержали бы при таможенном досмотре. Вывоз подобных вещей строго запрещён.
— С другой стороны, — предположил мистер Фолс, — он мог быть просто заядлым коллекционером. Такие люди ведь ни перед чем не остановятся, чтобы завладеть предметом своей страсти. Щепетильные во всем остальном, они становятся абсолютно беспринципными, когда впереди замаячит объект их вожделения.
— Но ведь Квестинг был прежде всего деловым человеком, — произнёс Дайкон. — Он в бизнесе собаку съел.
— Это точно, — кивнул Уэбли. — Мы нашли у него план перестройки Ваи-ата-тапу, который превратил бы Роторуа в новую Ривьеру. Он собирался создать здесь настоящий рай.
Сержант поместил письмо Квестинга в большой конверт, надписал его на обороте, после чего попросил Дайкона и Фолса расписаться как свидетелей. Затем, выйдя вместе с ними на веранду, запер за собой дверь.
— Что ж, — произнёс Дайкон, — я с самого начала не верил, что он шпион.
— Да, и, между прочим, теперь этот вопрос повис в воздухе, — подметил Фолс.
— Вы имеете в виду вражеского агента, который к тому же оказался убийцей?
— Да, именно. Вы не против, Уэбли, если мы поделимся последней новостью с остальными?
Ответа пришлось ждать довольно долго.
— Ничуть, — произнёс наконец полицейский, когда мужчины приблизились к столовой. — Тем более, мистер Фолс, что воспрепятствовать вам я всё равно не в силах.
— Я хочу сказать, что люди должны быть предупреждены — будут, по крайней мере, держаться настороже. Проходите, мистер Белл.
— После вас, — учтиво предложил Дайкон.
— Нам с мистером Фолсом ещё нужно вымыть руки, — сказал Уэбли. — Не ждите нас, мистер Белл.
После такого топорного намёка Дакйону ничего не оставалось, как проследовать в столовую самому.
Все остальные уже сидели на своих местах. Дайкон присоединился к своему патрону. Доктор Акрингтон и семейство Клэров, за исключением Саймона, разместились за большим обеденным столом. Саймон сидел за маленьким столиком вместе со своим приятелем Смитом. Мистер Фолс, войдя, устроился отдельно, по соседству с ними.
— Не возражаете, если я присоединюсь к вам, сэр? — спросил Уэбли.
— Сочту за честь, сержант. С удовольствием угощу вас.
— Нет, нет, спасибо, — замотал головой полицейский. — За нас платит управление. Просто я вижу — здесь накрыто ещё одно место…
Похоже, тут Уэбли дал маху — второго прибора на столике Фолса не было. Однако Хойя, по-прежнему заплаканная, поспешила накрыть для гостя.
— Спасибо, что не забыл меня, Дайкон, — с нарочитой громкостью произнёс Гаунт. — А то я уже начал чувствовать себя изгоем.
Барбара метнула на актёра быстрый взгляд и столь же поспешно отвернулась.
— Да, совсем забыл, — добавил Гаунт, хлопнув себя по лбу. — Квестинг просил за топор пятьдесят гиней. Заломил, должно быть, лишку. Может, спросить у старикашки?
Ответом послужило молчание. Гаунт обиженно фыркнул и погрузился в тарелку.
Обед протекал в непривычной тишине, которую изредка прерывал только Уэбли, нахваливавший очередные яства. Едва приступив к трапезе, Дайкон, сидевший у окна, заметил, как со стороны источников из-за холма появились двое людей Уэбли, которые несли что-то на накрытых брезентом носилках. Подойдя к зарослям мануки, они двинулись в обход дома. Мрачное зрелище окончательно добило Дайкона, заодно прикончив и остатки аппетита. Несколько минут спустя, парочка, уже без своей скорбной ноши, поднялась на веранду. К ним тотчас присоединился молодой человек в серых фланелевых брюках и спортивной куртке, в котором Дайкон без труда узнал журналиста. Перебросившись с полицейскими парой слов, репортёр уселся на ступеньку и закурил трубку. Обедающие точно не замечали вновь прибывших, продолжая сосредоточенно работать челюстями.
«Ни дать, ни взять — зверинец», — подумал вдруг Дайкон.
Хойя начала собирать тарелки и, воспользовавшись тем, что миссис Клэр на минутку отвернулась, проворно сгребла недоеденные куски ростбифа на одно блюдо. Миссис Клэр и Барбара, словно сговорившись, вышли вместе. Смит, буркнув: — «Извиняюсь», — выбрался на веранду. Репортёр с надеждой во взгляде подлетел к нему, но почти тут же отошёл, сокрушённо качая головой.
Оставшиеся в столовой семеро мужчин заканчивали трапезу в гнетущем молчании.
— Посреди столь безудержного веселья даже собственный голос не услышишь, — попытался пошутить Гаунт. — Пойду, пожалуй, сосну полчасика.
Он отодвинул стул и встал.
— Вообще-то нашему молчанию есть серьёзная причина, — произнёс Фолс.
Какие-то новые непривычные нотки, прозвучавшие в его голосе, заставили окружающих буквально застыть в оцепенении.
— Вы позволите, сержант Уэбли? — спросил мистер Фолс.
Уэбли, сорвавшийся было с места, стоило только Гаунту привстать, упёрся ладонями в край стола и с серьёзным видом кивнул.
— Безусловно, сэр.
— Не знаю, — начал мистер Фолс, — любите ли вы читать детективные романы. Лично я их обожаю. Обычно их критики утверждают, что детективы оторваны от реальности. Говорят, например, что полицейское расследование вовсе не соткано из взвешивания мотивов, хитроумных догадок и беспрерывного лавирования во мраке, в процессе которого то над одним, то над другим подозреваемым зависает карающий меч правосудия. Такие люди считают, что в реальности простого, хотя и чрезвычайно трудоёмкого и медленного накопления фактов оказывается достаточным, чтобы арестовать того, на кого изначально падало наибольшее подозрение. Сержант Уэбли, — добавил мистер Фолс, — поправит меня, если я ошибаюсь.
Полицейский прокашлялся, но ничего не сказал.
— Наше недавнее собрание, — продолжил мистер Фолс, — только укрепило меня в моей правоте. Вот почему, прежде чем мы разойдёмся, я хотел бы оправдать в ваших глазах мистера Мориса Квестинга. Так вот, мистер Квестинг не был вражеским агентом.
Доктор Акрингтон взвился на дыбы. Он кричал, вопил, топал ногами, брызгал слюной и грозил всех разнести — пока мистер Фолс не рассказал о письме. Бедный анатом воспринял свалившуюся на него новость как личную трагедию. Мало того, что он уже смирился с ударом, каковым стала для него находка головы Квестинга, но письмо, подорвавшее краеугольный камень его замечательной теории, явилось последней соломинкой, сломавшей спину верблюда. Последовавшие слова мистера Фолса доктор Акрингтон слушал в подавленном молчании.
— Квестинг, судя по этому письму, разоблачил шпиона, которому удалось путём шантажа взять с покойного обет молчания. Лично я считаю, что именно страх перед угрозами этого неизвестного лица, а не какие-либо иные причины, заставил Квестинга столь поспешно засобираться в дорогу. Как и мы с вами сейчас, он ощущал нависшую над ним опасность. Думаю, что письмо он написал перед самым концертом. Проходя мимо его двери, я видел, как он склонился над столом. И вот, часа три спустя, его убили.
