Глядя на фотографию, он спросил:
— Это ваш сын, сэр?
Голос мистера Финна стал совсем не похож на его обычный фальцет. Он ответил:
— Да, это мой сын, Людовик.
— Я не был с ним знаком, но в тысяча девятьсот тридцать седьмом году я служил в особом отделе и, конечно, слышал о том, какая с ним приключилась беда.
— Он был хороший мальчик, — сказал мистер Финн. — Может быть, это я его испортил. Боюсь, что так.
— Ну, об этом трудно судить.
— Да, трудно.
— Извините, но я вынужден говорить о вашем сыне. Совершено убийства а значит, запретных тем нет. Как выяснилось, сэр Гарольд Лакландер умер с именем Вик на устах. Известно также, что он был озабочен публикацией своих мемуаров и препоручил ее полковнику Картаретту. Мы знаем, что ваш сын был секретарем сэра Гарольда в тот критический период, когда сэр Гарольд был послом в Зломце. Если он с достаточной полнотой описал в мемуарах свою жизнь, он не мог обойти историю смерти вашего сына.
— На этом можете остановиться, — сказал мистер Финн, махнув рукой. — Мне ясно, к чему вы ведете.
Он посмотрел на Фокса, зажавшего в руке блокнот.
— Пишите, инспектор, не стесняйтесь. Мистер Аллейн, вы, конечно, хотите знать, не поссорился ли я с полковником Картареттом потому, что он намеревался опубликовать мемуары Лакландера и предать гласности трагедию моего сына. Ничего похожего!
— Меня интересует, — ответил Аллейн, — не имела ли отношение к этой проблеме та беседа, которую слышала леди Лакландер, но содержание которой нам неизвестно.
Мистер Финн внезапно всплеснул своими пухлыми ручками.
— Если уж леди Лакландер не соизволила ввести вас в курс дела, — промолвил он, — то я тем более воздержусь.
— Боюсь, — продолжал Аллейн, — что это вводит нас в заблуждение относительно ваших мотивов и побуждений леди Лакландер.
— Ах! — с неожиданным добродушием произнес мистер Финн. — Вы вступили на зыбкую почву, дорогой мой Аллейн. Очищая суть дела, как луковицу, от поверхностных мотивов, можно и заплакать А это, уж вы мне поверьте, не достойно старшего инспектора уголовного розыска.
На губах мистера Финна заиграла самодовольная улыбка. Можно было бы подумать, что он полностью успокоился, но правый глаз его по-прежнему слегка подергивался, а руки ходили ходуном.
— Вы не откажетесь, — спросил Аллейн, — предъявить нам принадлежности, которые вы используете для рыбной ловли? Те, с которыми вы вчера ходили на реку?
— Отчего же! — ответил мистер Финн. — Однако я требую, — добавил он, повысив голос, — чтобы вы сказали мне, подозреваете ли вы меня в этом преступлении. Да или нет?
— Послушайте, — заметил Аллейн, — вам же должно быть ясно, что, отказываясь отвечать на наши вопросы, вы не можете требовать от нас ответа на ваш вопрос. Давайте посмотрим ваши снасти.
Мистер Финн посмотрел на него.
— Они не здесь, — сказал он. — Сейчас я их принесу.
— Вам поможет Фокс.
Судя по виду мистера Финна, он не пришел от этого в восторг, но, видимо, предпочел не отвечать отказом. Они с Фоксом удалились. Аллейн подошел к уставленным книгами стеллажам и снял с полки труд Мориса Картаретта «Чешуйчатая порода». На первой странице он обнаружил дарственную надпись автора: «Январь 1930 г. Викки в день его восемнадцатилетия с пожеланиями удачного улова». Очевидно, подумал Аллейн, у полковника отношения с младшим Финном были лучше, чем со старшим.
Он перелистал книгу. Она была издана в 1929 году и представляла собой собрание небольших, изящно написанных очерков о поведении и особенностях пресноводных рыб. В книге полковника своеобразно сочетались народные предания, сведения по естественной истории, кое-какие научные факты, а местами блеск фантазии. На полях были размещены довольно милые иллюстрации. Взглянув на титульный лист, Аллейн выяснил, что рисунки выполнены Джоффри Сайсом — кстати сказать, еще один пример того, какие тесные связи объединяют жителей Суивнингса. Аллейн представил себе, как двадцать шесть лет тому назад, когда полковник служил в полку, а капитан — на корабле, они обменивались письмами насчет форели и мечтали о том, как оформят свою книгу. Потом в глаза ему бросилось заглавие «Каждая на свой лад», и он стал с удивлением всматриваться в то, что сперва показалось ему знакомым, — перед ним была диаграмма, изображавшая два увеличенных отпечатка пальцев, совсем не похожих друг на друга. На первый взгляд можно было подумать, что это репродукция из руководства по криминалистике. Присмотревшись внимательно, Аллейн прочитал то, что было подписано под рисунком: «Микрофотографии. Рис. 1. Чешуя коричневой форели. Возраст 6 лет. Вес 2,5 фунта. Река Чайн. 4 года медленного роста, за которыми следуют 2 года бурного роста. Рис. 2. Чешуя форели. Возраст 4 года. Вес 1,5 фунта. Река Чайн. Отличается от рис. 1 годовыми кольцами и следами нереста». Заинтересовавшись, Аллейн обратился к тексту:
«Возможно, не всем известно, — писал полковник, — что у любых двух форелей обнаруживаются различия в чешуе. Это микроскопические различия — такие же, как между отпечатками пальцев двух разных людей. Забавно, что в подводном мире форель-преступница могла бы оставить после себя своего рода «отпечатки», следы своей чешуи».
На полях капитан Сайс нарисовал забавную картинку: плотва в войлочной шляпе и с пенковой трубкой во рту изучает через увеличительное стекло чешую разбойницы-форели.
Аллейну хватило времени, чтобы еще раз перечитать всю страницу. Потом он принялся разглядывать фронтиспис — портрет самого полковника. В его лице угадывались черты воина и дипломата, из-за которых, как подумалось Аллейну, проглядывало лицо типичного сельского жителя. «Судя по виду, славный человек. Ему, наверное, было бы забавно узнать, что он сам вручил мне ценнейшую информацию для расследования».
Аллейн поставил книгу на место и повернулся к столу, на котором в неописуемом беспорядке валялись брошюры, рекламные листки, вскрытые и нераспечатанные конверты, газеты и журналы. Оглядев то, что лежало на поверхности, он начал осторожно перебирать бумаги и вскоре увидел письмо, на котором красивым почерком, несомненно принадлежавшим полковнику Картаретту, было написано «Октавиусу Финну, эсквайру».
Аллейн только успел убедиться, что в конверте лежит около тридцати страниц машинописи, а на первом листе значится цифра «7», когда на лестнице раздался голос Фокса. Аллейн отошел от стола и принялся разглядывать портреты.
Мистер Финн и Фокс вошли в кабинет с рыболовными снастями.
— Какой очаровательный портрет! — сказал Аллейн.
— Это моя жена.
— Удивительное сходство с доктором Марком Лакландером.
— Они дальние родственники, — лаконично ответил мистер Финн. — А вот и мое имущество.
Мистер Финн, судя по всему, относился к тем рыболовам, которые не могут устоять перед иллюстрированными каталогами и любят блестящие игрушки. Его корзина для рыбы, багор, сеть, набор блесен и великолепная удочка были уснащены самыми немыслимыми приспособлениями и обошлись, как подумал Аллейн, в целое состояние. Все эти богатства были уложены в многочисленные прорези и кармашки холщовой сумки, из которых Аллейн и извлек рыболовные принадлежности одну за другой — свои снасти мистер Финн содержал в чистоте и образцовом порядке.
