–
Виноват, – болезненно вскрикнул он и приподнял над головой шляпу.
–
Ничего, не страшно, – сдавленно ответила дама, бросив на мистера Уипплстоуна
взгляд, для описания которого ему удалось отыскать только два слова –
“плотоядный” и “непроспавшийся”.
Муж ее
обернулся и, видимо, счел необходимым завязать разговор.
– Не
очень-то тут поманеврируешь, – гаркнул он. – Что?
–
Вполне, – ответил мистер Уипплстоун.
Он
открыл кредит и вышел из магазин, намереваясь продолжить свои исследования.
Вскоре
он оказался на том самом месте, где ему повстречалась черная кошка. Большой
грузовик задом въезжал в гараж. Мистеру Уипплстоуну почудилось вдруг, что он
краем глаза заметил быстро метнувшуюся тень, а когда грузовик затих, вроде бы
даже услышал, почти услышал, бестелесный, жалобный вскрик. Однако никаких подтверждений
эти фантазии не получили, и он, странно взволнованный, пошел дальше.
В самом
конце Мьюс, за проулком, находится что-то вроде пещеры, бывшей прежде конюшней
и затем переделанной в лавочку. В описываемое нами время здесь обитала толстая,
злобного обличия женщина, лепившая из глины свиней, предназначенных служить
либо упором для входной двери, либо – у этих на боках изображались розы и
маргаритки, а в спинах имелись дырки, – сосудами для сметаны, а то и вазами для
цветов, это уж какая кому приспеет фантазия. Размеры свиней менялись, но общее
их устройство оставалось всегда одинаковым. Печь для обжига стояла у задней
стены пещеры, и когда мистер Уипплстоун заглянул вовнутрь, толстая женщина
вперилась в него из темноты неподвижным взглядом. Над входом висела вывеска:
“Кс. и К. Санскрит. Свиньи”.
“Истинно
коммерческая прямота”, – подумал мистер Уипплстоун, усмехаясь собственной
шутке. Интересно, к какой национальности может принадлежать человек, носящий
фамилию Санскрит. К итальянской, наверное. И что это за “Кс.” такое? Ксавье?
“Зарабатывать на жизнь, бесконечно воспроизводя глиняных свиней? – подивился
он. – Да, но что напоминает мне эта странная фамилия?”
Сознавая,
что укрытая тенью женщина по-прежнему глядит на него он свернул в сторону
Каприкорн-Плэйс и направился к розоватого кирпича стене на дальнем конце этой
улочки. Через проем в стене можно было, покинув Каприкорны, выйти на узкий,
идущий вдоль пределов Базилики проход, от которого ответвляется проулок, выводящий
пешехода к Дворцовым Садам во всей их красе. Здесь воздымает свой гордый фасад
посольство Нгомбваны.
Мистер
Уипплстоун полюбовался розовым флагом с изображением зеленого копья и солнца и
мысленно обратился к ним с речью. “Да, – сказал он, – вот и ты, и желаю тебе
оставаться здесь подольше”. Тут он вспомнил, что в скором, хоть и не определенном
пока времени, но безусловно в ближайшем будущем, если конечно не случится
ничего ужасного, посол и все присные его начнут, бесконечно переругиваясь,
готовиться к государственному визиту их непредсказуемого Президента и
выискивать за каждым деревом злоумышленников. Специальная служба примется
изводить всех и вся дотошными жалобами, а МИД немного встряхнется, хотя бы
отчасти утратив свою вечную невозмутимость. “Я-то со всем этим покончил, чему следует
только радоваться (и пора бы мне свыкнуться с этой мыслью). Так я полагаю”, –
прибавил он. И мистер Уипплстоун, ощутив легкий укол боли, повернул к дому.
Глава вторая
Люси Локетт
Уже
больше месяца мистер Уипплстоун жил в своем новом доме. Жил уютно и мирно,
однако дремотным назвать его существование было нельзя. Напротив, смена обстановки
словно бы пробудила его. Он уже совершенно приладился к жизни в Каприкорнах. “В
сущности, – писал он в своем дневнике, – Каприкорны похожи на деревушку,
обосновавшуюся в самом центре Лондона. В магазинах раз за разом сталкиваешься
все с теми же людьми. Теплыми вечерами местные жители гуляют по улицам. Можно
заглянуть в “Лик Светила” и тебе поднесут, я рад это признать, весьма
приличный, да что там, просто превосходный белый портвейн”.
Дневник
мистер Уипплстоун вел уже несколько лет. До нынешней поры он ограничивался в
нем сухим изложением фактов, временами приправленном иронией, которой он
отчасти прославился в МИД’е. Однако теперь его записи – сказывалось влияние новой
обстановки – стали более пространными, порой даже игривыми.
Стоял
теплый вечер. Окно в кабинете было открыто, шторы раздернуты. Закатный свет,
пронизавший платаны и воспламенивший купол Базилики, уже блекнул. В воздухе
витали ароматы свежеполитых садиков, приятные звуки шагов вперемешку с
негромкими голосами вплывали в окно. Приглушенный рев Баронсгейт казался далеким,
всего лишь фоном, подчеркивавшим царившую здесь тишину.
Он
положил ручку, позволил моноклю выпасть из глазницы и с удовольствием оглядел
комнату. Все чудесным образом встало по местам. Старая мебель, благодаря уходу
Чаббов, положительно сияла. Красный кубок мерцал на подоконнике, а пейзаж Агаты
Трой, казалось, светился собственным светом.
“До чего
же все замечательно”, – думал мистер Уипплстоун.
В доме
было очень тихо. Чаббы, насколько он понимал, отправились по своим вечерним
делам, впрочем, они приходили и уходили столь неслышно, что сказать что-либо
наверняка было невозможно. Пока он возился с дневником, до него доносились
какие-то шаги на ведущих в полуподвал железных ступеньках. Мистер Шеридан был у
себя, принимал гостей.
Он
выключил настольную лампу и подошел к окну. Только двое людей и виднелись на
улице – мужчина и женщина, приближавшиеся со стороны Каприкорн-Сквер. Свет из
раскрытых дверей “Лика Светила” на миг окатил их, позволив мистеру Уипплстоуну
разглядеть обоих получше. Оба оказались неумеренно толстыми, что же до женщины,
в ней проглянуло что-то знакомое.
Они
приближались, погружаясь в тень от платанов и вновь выходя из нее. Повинуясь
смешному порыву – как будто он за ними подглядывал! – мистер Уипплстоун немного
отступил от окна. Женщина, казалось, смотрела ему прямо в глаза: мысль нелепая,
поскольку видеть его она не могла.
Теперь
он понял, кто это: миссис или мисс Кс. Санскрит. А ее спутник? Брат или супруг?
Почти наверное брат. Свиноваятели.
Они уже
покинули тень и, облитые светом, пересекали Уок. И он, наконец, увидел обоих во
всей их кошмарной красе.
Жуткое
впечатление создавалось не только тем, что они заплыли жиром настолько, что
могли бы позировать друг дружке в качестве натурщиков для их скульптурных
творений, и не тем, что разряжены они были совершенно непристойным образом. В
наши отличающиеся вседозволенностью дни никакой наряд чрезмерно непристойным не
кажется. И не только в том было дело, что мужчина носил браслеты на запястьях и
лодыжках, ожерелье и серьги, что волосы его спадали из-под расшитой головной повязки,
словно болотные водоросли. Не только в том, что женщина (лет пятидесяти, не
меньше, подумал мистер Уипплстоун) напялила великанские шорты из черной кожи,
черную шнурчатую блузу и черные сапоги. Сколь ни чудовищными выглядели эти гротескные
украшения, они совершенно меркли в сравненьи с глазами и ртами Санскритов,
густейшим образом накрашенными у обоих, как с почти паническим чувством увидел
теперь мистер Уипплстоун.
