– Я с ним виделся три недели назад, – сказал Аллейн.
– В Нгомбване?
– Да. Давил на него как только мог.
– Что-нибудь выдавили?
– Ничего стоящего: хотя нет, не так. Он обещал не
противиться нашим мерам предосторожности, однако что он при этом имел в виду
остается тайной. Я бы сказал, что мы с ним еще хлебнем горя.
– Итак? – сказал мистер Уипплстоун, откидываясь на
спинку кресла и раскачивая на ленточке монокль – жест, как понял Аллейн,
вошедший в привычку у человека, полжизни проведшего за столом переговоров. –
Итак, мой дорогой Родерик?
– Вы согласны помочь мне?
– Определенно.
– Я был бы очень вам благодарен, если бы вы – как
это теперь говорится? – накачали меня общими сведениями о Нгомбване. Вашими
личными впечатлениями. Например, много ли людей, по-вашему, имеют причины
желать смерти Громобоя?
– Громобоя?
– Таково, как их превосходительство не уставали
напоминать мне, было его школьное прозвище.
– Что ж, оно ему подходит. В общем и целом я бы
остановился на цифре двести, это самое малое.
– О Господи! – воскликнула Трой.
– А не могли бы вы, – спросил ее муж, – назвать
несколько имен?
– Честно говоря, нет. Конкретных имен назвать не
могу. Но опять-таки, если говорить вообще, это обычная история во всех
африканских государствах, ставших недавно независимыми. Прежде всего, речь идет
о нгомбванских политических противниках Президента, которых ему удалось одолеть
– те, что уцелели, либо сидят по тюрьмам, либо обосновались в нашей стране и
дожидаются его свержения или смерти в результате успешного покушения.
– Специальная служба тешит себя надеждой, что в ее
распоряжении имеется практически полный список этих людей.
– Не сомневаюсь, – сухо откликнулся мистер
Уипплстоун. – Мы тоже ей тешились, пока в один прекрасный день в Мартинике
некий, решительно никому неизвестный обладатель поддельного британского
паспорта не выпалил в Президента из револьвера, однако промахнулся и затем с
куда большим успехом выстрелил себе в голову. Никакого досье на этого человека
не имелось, так что личность его остается неизвестной и поныне.
– Я напомнил Громобою об этом случае.
Мистер Уипплстоун не без лукавства сообщил Трой:
– А знаете, он информирован гораздо лучше моего. Как
по-вашему, чего он от меня добивается?
– Понятия не имею. Но продолжайте. Я, по крайней
мере, совсем ничего не знаю.
– Так вот. Среди его африканских врагов имеются и
экстремисты, которым была не по вкусу его умеренность в начальную пору и
особенно его нежелание единым махом вышвырнуть из страны всех европейских
советников и официальных лиц. То есть вам предстоит иметь дело еще и с кучей неприемлющих
белых людей террористов, когда-то выступавших за независимость, но теперь
готовых произвести полный поворот кругом и уничтожить правительство, которое
они сами помогали создать. Число их последователей неизвестно, однако число это
безусловно не малое. Но, дорогой мой, вы же и сами все это знаете.
– В последнее время он высылает все больше белых, не
так ли? Хочется ему того или не хочется.
– Его вынуждают к этому крайние элементы.
– Итак, – сказал Аллейн, – картина возникает
знакомая и, видимо, неизбежная. Национализация всех иностранных предприятий и
присвоение собственности, находившейся в руках европейских и азиатских
колонистов. В среде которых мы обнаруживаем людей, охваченных самым ярым
негодованием.
– Именно так. И у них есть все основания негодовать.
Многие оказались разорены. Весь их образ жизни разрушен, а ни к какому иному
они приспособиться не могут.
Мистер Уипплстоун почесал пальцем нос.
– И должен сказать, – добавил он, – хоть вам и без
меня это известной, среди них попадаются очень неприятные личности.
– А зачем он сюда приезжает? – спросила Трой. – Я о
Громобое.
– Официально затем, чтобы обсудить в Уайтхолле
насущные потребности его развивающейся страны.
– Причем Уайтхолл изображает невероятную радость, а
люди Специальной службы зеленеют от дурных предчувствий.
– Вы сказали “официально”, мистер Уипплстоун? –
переспросила Трой.
– Я так сказал, миссис Рори? – Да. Да, из
относительно надежных источников просочились слухи, что Президент надеется
провести с несколькими соперничающими компаниями переговоры о передаче им
управления месторождениями нефти и меди, отобранными у прежних владельцев,
потративших огромные средства на их разработку.
– Совсем весело! – сказал Аллейн.
– Я не хочу, конечно, сказать, – мирно продолжил
мистер Уипплстоун, – что лорд Карали или сэр Джулиус Рафаэл, или кто-то из их
ближайших помощников способны организовать гибельное для Президента покушение.
– И на том спасибо!
– Однако за спинами этих августейших особ теснится
множество озлобленных держателей акций, администраторов и тех, кто на этих
месторождениях работал.
– Среди которых вполне может обнаружиться
какой-нибудь поклонник тактики плаща и кинжала. И помимо всех этих людей,
обладающих более или менее очевидными мотивами, – продолжал Аллейн, –
существуют еще те, которых полицейские не любят сильнее всего – фанатики.
Какой-нибудь ненавистник чернокожих, одинокая женщина, которой сниться черный
насильник, человек, соорудивший себе личного черного антихриста, или тот, кому
любой чернокожий сосед представляется угрозой его существованию. Люди, с языка
которых то и дело слетают фразочки вроде “черная образина, черномазая сволочь,
надо б черней да некуда, вот отдам тебя черному человеку”. Черный, значит плохой.
И точка.
– А для Черных Пантер точно также звучит слово “белый”,
верно? – вставила Трой. – Это война образов.
Мистер Уипплстоун, испустив негромкий, уютный вздох,
вновь занялся портвейном.
– Хотел бы я знать, – сказал Аллейн, – какая доля
этого абсолютного антагонизма таится под темной кожей самого старины Громобоя.
– На тебя он во всяком случае не распространяется, –
сказала Трой, и не услышав ответа спросила: – я права?
– Мой дорогой Аллейн, насколько я понял, по
отношению к вам он продемонстрировал самые дружеские чувства.
– О да! Да, конечно. Они из него били струей. И
знаете, мне чрезвычайно неприятна мысль о том, что эти струи могли послужить
завесой для куда менее приязненных чувств. Глупо, не правда ли?
– Строить предположения касательно отношений, не
являющихся четко обозначенными, значит совершать большую ошибку, – объявил
мистер Уипплстоун.
– А где вы видели другие отношения?
