Все еще пребывая в растерянности, он заметил
приближавшуюся к нему маленькую тень. Он позвал, и кошка мгновенно возникла из
темноты, привычным манером бросившись ему на грудь. Он прижал ее к себе и
поднялся по ступенькам.
– Вот и правильно, – приговаривал он. – Пойдем-ка в
дом. Пойдем. Там нам с тобой самое место.
Когда они достигли своей тихой пристани, мистер
Уипплстоун налил себе выпить. Слишком много почти мгновенных событий возмутили
его душевный покой и почему-то пуще всего тревожил разговор с мистером
Шериданом.
– Я его точно где-то видел раньше, – говорил он
себе, – и не только здесь, в тот день, когда я пришел осматривать дом. В
прошлом. Где-то, где-то, где-то. Какое-то неприятное воспоминание.
Однако память не пожелала подчиниться приказу, так
что мистер Уипплстоун, лишь раздразнивший себя бесплодными домыслами, допил
налитое и, пребывая в состоянии умело контролируемого возбуждения, набрал номер
своего друга, суперинтенданта Аллейна.
Глава третья
Катастрофа
Нгомбванское
посольство, выстроенное для торгового магната георгианской поры, было по правде
сказать чересчур величественным для новорожденной африканской республики, во
всяком случае, на взгляд Аллейна. Лондонские представители Громобоя перехватили
этот дом, едва он освободился после долгой аренды. В таком дворце и посольство
любой великой державы чувствовало бы себя совсем неплохо.
Дом
был великолепный, прекрасных пропорций, внушающий ощущение покоя и
просторности. Залы для приема гостей, занимающие почти весь первый этаж, выходили
в глубине дома в обширный парк, где помимо прочих изысков имелось небольшое
озеро. Парк, успевший за время аренды прийти в запустение, был не без шика
восстановлен баронсгейтской фирмой “Прекрасные виды”. Ее дочерняя компания
“Декор и дизайн”, также из Баронсгейта, позаботилась об интерьере.
–
Пожалуй, эффект получился даже более разительным, чем они рассчитывали, –
сказал Аллейн, – особенно когда теперешние владельцы разместили здесь свои украшения.
Он
обходил дом в обществе пригласившего его сюда суперинтенданта Фреда Гибсона,
занимавшего в Специальной службе такой же пост, как Аллейн в своем отделе. Это
был крупный, бледный, молчаливый человек, первым делом оговорившийся при
встрече с Аллейном, что они находятся здесь по приглашению посла Нгомбваны, причем
находятся, строго говоря, на нгомбванской территории.
–
В сущности, нас здесь только-только терпят, – говорил своим глуховатым голосом
Гибсон. – Конечно, они так или иначе состоят в Содружестве, но насколько я понимаю,
могут в любую минуту сказать “большое спасибо, до скорых встреч”.
–
Я тоже так думаю, Фред.
–
Я, как ты понимаешь, далеко не в восторге от этой работы, что нет, то нет! Как
только Его Прохиндейство высунет нос из дверей, хлопот у нас будет по горло, можешь
мне поверить.
–
Тебе не позавидуешь, Фред, – сказал Аллейн.
Аллейн
и Гибсон работали вместе в самом начале их карьеры и прекрасно понимали друг
друга.
Они
находились то ли в салоне, то ли в бальной зале, их провел сюда огромного роста
ливрейный лакей-африканец, который затем удалился в другой конец залы и застыл
в неподвижном ожидании.
Аллейн
оглядывал подобие ниши, занимавшей почти всю стену на их конце комнаты. Ниша
была оклеена малиновой и позолоченной бумагой и увешана привезенными из
Нгомбваны предметами – щитами, масками, плащами, копьями – расположенными так,
что получился своего рода африканский орнамент, обрамленный геральдическими
изображениями. Центральным экспонатом служил ритуальный барабан. Все это
освещалось небольшим театральным прожектором. Зрелище получилось внушительное,
уводящее воображение к давним дням, в которые дом этот только строился, а
Лондон сходил с ума по нубийским статуям и маленьким черным пажам в тюрбанах.
Громобою понравится, подумал Аллейн.
По
трем стенам залы тянулась галерея для музыкантов, и Гибсон пояснил, что помимо
оркестра на ней будут находиться четверо его людей.
Шесть
двустворчатых окон, начинающихся от самого пола, выходили в парк. “Прекрасные
виды” создали ложную перспективу, высадив по обеим сторонам продолговатого
озера тисовые деревья – на переднем плане высокие, а дальше все уменьшавшиеся
вплоть до самых миниатюрных размеров. Соответственно была изменена и форма
озера, широкого там, где росли деревья повыше, и сужавшегося к дальнему краю. В
итоге получилась почти пугающая оптическая иллюзия. Аллейн читал где-то о
“Корсиканских братьях” в постановке Генри Ирвинга, разместившего поближе к
публике шестифутовых стражников, а на заднем плане расположившего карликов.
Здесь, думал Аллейн, эффект получится противоположным ирвинговскому, поскольку
на дальнем конце озера был разбит шатер, в котором во время устраиваемого на
свежем воздухе представления будут сидеть Громобой, посол и кое-кто из особо почетных
гостей. Из салона они будут походить на Гуливеров в Лиллипутии. Что опять-таки,
сказал себе Аллейн, не доставит Громобою ничего кроме удовольствия.
Помня
о присутствии лакея, он и Гибсон разговаривали, не повышая голоса.
–
Сам видишь как разбит парк, – говорил Гибсон. – Через секунду я покажу тебе
план. Все их шоу, вечерний прием, начнется здесь, на первом этаже. А после переместится
в этот клятый парк. На второй этаж никто кроме постоянной прислуги подниматься
не будет, об этом мы позаботимся. Наверху каждой лестницы я поставлю по
человеку, можешь не волноваться. Теперь. Как видишь, вестибюль, который за
нами, находится на более низком уровне, а перед нами, за окнами – парк. Слева
от тебя тоже парадные комнаты: салон поменьше, столовая – можешь назвать ее
банкетным залом, не ошибешься – дальше кухни и служебные помещения. Справа от
нас соединяется с вестибюлем, тем что сзади, что-то вроде гостиной для дам, а к
ней, прямо за альковом со скобяными изделиями, – Гибсон указал на нгомбванские
трофеи, – примыкает дамская туалетная. Этакая, знаешь, изысканная. Ковры по
колено. Кресла, туалетные столики. Даровая пудра и пара горничных. В самих
ватерклозетах, их там четыре, есть выходящие в парк окна, почти под потолком.
Как следует прицелиться из них по шатру трудно, мешают деревья. И все же. Мы
посадили туда надежную женщину в чине сержанта.
–
Переодетую горничной?
–
Точно.
–
Разумно. А где мужская уборная?
–
По другую сторону вестибюля. Соединяется с курительной или как ее там, в ней
будет устроен бар. Из окон этой уборной шатер виден лучше, так что там мы тоже
кое-кого посадили.
–
А что насчет самого парка?
–
С парком проблема, черт его подери, – проурчал Гибсон, – слишком много
деревьев.
–
Но при этом имеется высокая кирпичная стена?
–
Имеется-то, имеется. И даже с железными штырями, да толку-то? В последний
момент мы все, конечно, обшарим – задача номер один. Дом, парк, в общем все. И
проверим весь персонал. Банкет обслуживают “Костар и Кай” из Мейфэра. Высший
класс. Все их люди – то, что они называют максимально надежными, испытанными
служащими.
