Подтянутую
до сей поры кверху ткань шатра опустили, снаружи поставили констеблей.
Освещенный изнутри шатер сиял посреди темного парка, словно надувной шарик в
алую и белую полоску. По стенам его двигались, вырастая и пропадая, искаженные
тени. Внутри работали эксперты.
В
маленькой комнатке, в обычное время служившей кабинетом посольскому кастеляну,
Аллейн с Гибсоном пытались добиться от миссис Кокбурн-Монфор хотя бы одного
вразумительного ответа.
Визжать
она уже перестала, но судя по выражению ее лица, могла в любую минуту начать
сызнова. Лицо покрывали полоски туши, рот был приоткрыт, она то и дело дергала
себя двумя пальцами за нижнюю губу. Пообок от нее стоял муж, Полковник, держа
нелепый в его руках пузырек с нюхательной солью.
Три
женщины в лавандовых платьях, шапочках и элегантных передничках рядком сидели
вдоль стены, словно дожидаясь, когда их выпустят на стену, чтобы они исполнили
какой-нибудь танец субреток. Та, что покрупнее, служила в полиции и носила чин
сержанта.
За
столом расположился еще один сержант, мужчина и в форме, а на самом столе
бочком сидел Аллейн, разглядывая миссис Кокбурн-Монфор. Рядом с ним, ухватив
себя за нижнюю челюсть так, словно в ней сосредоточился весь его нуждавшийся в
срочном усмирении крутой нрав, возвышался Гибсон.
Аллейн
говорил:
–
Миссис Кокбурн-Монфор, нам всем ужасно жаль, что приходится приставать к вам с
вопросами, но дело действительно не терпит отлагательств. Итак. Я собираюсь
повторить, насколько смогу, то, что вы нам, как мне представляется, рассказали,
и если я ошибусь, очень вас прошу, очень, прервите меня и укажите
ошибку. Договорились?
–
Ну же, Крисси, старушка, давай, – встрял ее муж, – побольше мужества, Крисси.
Все уже позади. На-ка!
Он
протянул жене пузырек, но она, не взглянув, оттолкнула его руку.
–
Вы, – продолжал Аллейн, – находились в дамской туалетной. Вы пришли сюда в то
время, когда гости переходили из залы в парк, и собирались присоединиться к
мужу уже в парке, перед началом концерта. Других гостей в туалетной не было,
зато были вот эти леди, горничные. Правильно? Хорошо. Дальше. У вас возникла
потребность воспользоваться одной из четырех кабинок, второй слева. Вы еще
находились в ней, когда погас свет. Пока, стало быть, я все излагаю верно?
Она
кивнула, переводя взгляд с Аллейна на мужа.
–
Теперь следующий эпизод. Только постарайтесь изложить его по возможности четко.
Что произошло после того, как погас свет?
–
Я совершенно не понимаю, что тут произошло. Вернее – почему. Я же вам говорила.
Я в самом деле думаю, – миссис Кокбурн-Монфор выдавливала из себя слова, будто
зубную пасту из тюбика, – что могла лишиться рассудка. Я была так
потрясена. Думала, что меня убьют. Правда. Хьюги...
–
Ради Бога, Крисси, соберись с духом. Никто же тебя не убил. Валяй дальше. Чем
быстрей все расскажешь, тем быстрей мы уберемся отсюда.
–
Ты такой черствый, – сказала она и повернулась к Аллейну. – Правда? Он
очень черствый.
Впрочем,
после некоторого количества уговоров она согласилась валять дальше.
–
Я была еще там, – сказала она. – В уборной. Правда! Так все неловко
вышло. Свет погас, но через окошко наверху снаружи проникали какие-то отблески.
Я решила, что они связаны с представлением. Ну, вы знаете. Эти барабаны, танцы.
Я знала, что ты будешь сердиться, Хьюги, дожидаясь меня снаружи, потому что
концерт уже начался и вообще, но что тут можно было поделать?
–
Да все в порядке. Все понимают, что ты съела что-то не то.
–
Да, и тут они закончились – танцы и барабанный бой – и... и я тоже закончила и
уже собралась выходить, как вдруг дверь распахнулась и ударила меня. Очень сильно.
По... по спине. И он меня схватил. За руку. Так грубо. И вышвырнул наружу. Я
вся ободрана, дрожу, у меня шок, а вы меня здесь держите. Он меня так швырнул,
что я упала. В туалетной. Там было гораздо темней, чем в уборной. Непроглядная
тьма. И я лежала там, а снаружи хлопали в ладоши, а потом послышалась музыка и
голос. Голос может и чудесный, но мне, лежавшей там, ушибленной, потрясенной,
он показался завываньем погибшей души.
–
Продолжайте, пожалуйста.
–
И тут этот жуткий выстрел. Совсем рядом. Громыхнуло прямо в уборной. А за ним –
секунды не прошло – он выскочил наружу и как пнет меня ногой.
–
Ногой! Ты хочешь сказать, он намеренно...
–
Он об меня споткнулся, – сказала миссис Кокбурн-Монфор. – Чуть не упал, вот и
вышло, что пнул. А я решила, что он и меня застрелит. Ну и конечно завизжала.
Во весь голос.
–
И что?
–
И он удрал.
–
А потом?
–
А потом вбежали вот эти трое, – она показала на горничных. – Рыскали там в
темноте и тоже меня пинали. Случайно, конечно.
Трое
женщин шевельнулись на своих стульях.
–
Откуда они появились?
–
Да откуда мне знать! Хотя нет, я знаю, потому что слышала, как хлопнула дверь.
Они были в других трех кабинках.
–
Все трое?
Аллейн
взглянул на женщину-сержанта. Она встала.
–
Итак? – спросил он.
–
Мы хотели взглянуть на Карбо, сэр, – сказала женщина. – Он был совсем рядом.
Пел.
–
И, полагаю, вы, все трое, залезли на сиденья.
–
Сэр.
–
Попозже поговорим. Садитесь.
–
Сэр.
–
Ну хорошо, миссис Кокбурн-Монфор, что произошло следом за этим?
Оказалось,
у кого-то нашелся фонарик, при свете которого они подняли миссис Кокбурн-Монфор
на ноги.
–
Фонарь был у вас? – спросил Аллейн женщину-сержанта. Та подтвердила, что да, у
нее. Миссис Кокбурн-Монфор продолжала вопить, в парке и в доме слышался шум.
Потом зажегся свет.
–
И вот эта женщина, – сказала миссис Кокбурн-Монфор, показывая на сержанта, –
да-да, вот эта самая. Вы знаете, что она сделала?
–
Видимо, хлопнула вас по щеке, чтобы вы замолчали.
–
Да как она смела! После всего, что я пережила. Еще и орала на меня,
приставала с вопросами. А потом имела наглость заявить, что не может век здесь
торчать, и оставила меня на этих двух. Хотя, должна сказать, у них-то хватило
такта дать мне таблетку аспирина.
–
Очень этому рад, – учтиво сказал Аллейн. – Теперь я задам вам вопрос, а вы
постарайтесь ответить на него как можно точнее. У вас сохранилось какое-либо впечатление
о внешнем облике этого мужчины? Все-таки некоторое количество отраженного
света, проникавшего через окошки вверху, здесь было. Удалось ли вам увидеть
его, хотя бы на миг?
–
О да, – совершенно спокойным голосом сказала она. – Да, удалось. Это был
черный.
