– Все не
так просто.
– Нет?
Почему же?
– Если
бы я говорил только о моей собственной тревоге за твою жизнь, я ответил бы, что
не могу ни понять этого, ни принять, а ты как раз этого слышать от меня и не
хочешь. Поэтому я вынужден вновь обратиться в получившего трудное задание упрямого
полицейского и вернуться к прежним моим доводам. Я не состою в Специальной
службе, но мои коллеги из этого отдела попросили меня сделать все, от меня
зависящее, что выглядит делом дьявольски сложным. Я обязан объяснить тебе, что
их работа, чрезвычайно тонкая и немыслимо трудная, станет вдвое труднее, если
ты не пожелаешь им помочь. Если тебе, например, внезапно захочется изменить
маршрут, по которому ты должен следовать на какой-нибудь прием, или выйти из
посольства, никому ничего не сказав, и отправиться подышать в одиночестве
воздухом в Кенсингтонском парке. Грубо говоря, если тебя убьют, кое-кому в
Специальной службе оторвут голову, а отдел в целом утратит всякое доверие,
питаемое к нему на высшем и низшем уровнях, не говоря уж о том, что вековая
репутация Англии, как страны, в которой можно не бояться покушения на убийство
по политическим мотивам, пойдет прахом. Как видишь, я обращаюсь к тебе не
только от имени полиции.
–
Полиция, как институт, призванный служить народу,.. – начал Громобой, но осекся
и, как показалось Аллейну, покраснел.
– Ты хотел
сказать, что нам следует знать наше место? – мирно осведомился Аллейн.
Громобой
поднялся и принялся мерить шагами комнату. Аллейн тоже встал.
– У тебя
талант ставить человека в неудобное положение, – вдруг пожаловался Громобой. –
Я это еще по “Давидсону” помню.
–
Похоже, я был препротивным мальчишкой, – откликнулся Аллейн. Он чувствовал, что
уже сыт “Давидсоном” по горло да и что еще оставалось сказать?
– Я
отнял у Вашего превосходительства слишком много времени, – произнес он. – Прошу
меня простить.
И
замолк, ожидая разрешения удалиться. Громобой скорбно уставился на него.
– Но ты
же согласился позавтракать с нами, – сказал он. – Мы договорились. Все уже
подготовлено.
– Вы
очень добры, Ваше превосходительство, но сейчас только одиннадцать часов. Не могу
ли я до того времени вас покинуть?
К
полному своему смятению он увидел, как налитые кровью глаза Громобоя заполняются
слезами. С величавым достоинством Громобой произнес:
– Ты
меня расстроил.
– Мне
очень жаль.
– Я так
обрадовался твоему приезду. А теперь все испорчено и ты называешь меня
“превосходительством”.
Аллейн
ощутил, как у него дрогнули уголки губ, и в то же время его охватило странное
сострадание. Совершенно неуместное чувство, решил он. Он напомнил себе, что
Президент Нгомбваны отнюдь не принадлежит к восторженным простачкам. Это
хитрый, целеустремленный и порою жестокий диктатор, наделенный, что также следует
признать, способностью быть верным другом. К тому же он – человек чрезвычайно
наблюдательный. “И забавный, – думал Аллейн, стараясь ничем своих мыслей не выдать.
– При всем при том он безумно забавен.”
– Ага! –
внезапно взревел Президент. – Ты смеешься! Мой милый Рори, ты смеешься!
И он сам
взорвался гомерическим хохотом.
– Нет,
это уж слишком! Согласись! Это же курам на смех! О чем мы спорим? Да ни о чем!
Ладно, я буду послушным мальчиком. Буду вести себя хорошо. Скажи своим надутым
друзьям из Специальной службы, что я не стану убегать, когда они начнут
прятаться среди цветочков на клумбе и переодеваться невиданными существами в огромных
сапогах. Ну вот! Ты доволен? Да?
– Я
счастлив, – сказал Аллейн. – Если, конечно, ты говоришь серьезно.
–
Серьезно, серьезно. Вот увидишь. Я буду сама благопристойность. В тех пределах,
– присовокупил он, – на которые распространяется их незамысловатая ответственность.
То есть в пределах Объединенного королевства. Годится? Да?
– Да.
– И
никаких больше “превосходительств”. Нет? Нет, – и не моргнув глазом, Громобой
добавил, – когда мы с тобой tкte-а-tкte.
Вот как сейчас.
– Как
сейчас, – согласился Аллейн и был немедля пожалован радостным рукопожатием.
Оказалось,
что перед тем как присоединиться к Президенту за завтраком, ему предстоит
совершить часовую поездку по городу. Вновь появился элегантный адъютант. Снова
шагая с ним по коридору, Аллейн поглядывал сквозь доходящие до полу окна на
ядовито-зеленый парк. Водяная вуаль череды фонтанов чуть приглушала пронзительные
краски его цветов. За радугами взлетающей и опадающей воды различались
расставленные через равные промежутки неподвижные фигуры в военной форме.
Аллейн
приостановился.
– Какой
прекрасный парк, – сказал он.
– О да?
– улыбаясь, откликнулся адъютант. Отражения цветовых и световых пятен сада
играли на его нижней челюсти и щеках, словно вырезанных из шлифованного угля. –
Вам нравится? Президенту очень нравится.
Он
переступил, словно собираясь двинуться дальше.
– Может
быть, мы?.. – предложил он.
Вдали,
за фонтанами по саду маршировала шеренга солдат в красивых мундирах и при
оружии – налево, направо, налево, направо. Размытые радужными каскадами воды,
они различались с трудом, однако видно было, что маневрируют они не просто так,
но сменяя прежних часовых.
– Смена
караула, – легким тоном произнес Аллейн.
– Верно.
Это войска чисто церемониальные.
– Да?
– Как у
вас в Букингемском дворце, – пояснил адъютант.
– Ну
разумеется, – сказал Аллейн.
Они
миновали величественный вестибюль и прошли через строй живописных гвардейцев у
входа.
– И эти
тоже чисто церемониальные? – поинтересовался Аллейн.
–
Конечно, – сказал адъютант.
Вооружены
они, как заметил Аллейн – если не до зубов, то до поясницы – весьма действенным
с виду оружием.
– Очень
красивая экипировка, – учтиво сказал он.
–
Президент будет рад узнать, что вы так считаете, – откликнулся адъютант и оба
вышли под ослепительные, жаркие лучи, бившие сверху, словно вода из душа.
Прямо у
ступеней лестницы их поджидал обильно изукрашенный изображениями герба
Нгомбваны президентский “роллс-ройс” с развевающимся Президентским флажком –
неуместным, поскольку ехать в автомобиле на этот раз предстояло вовсе не
Президенту. Аллейна усадили на заднее сиденье, адъютант занял переднее. Сидя за
закрытыми окнами, в навеваемой кондиционером прохладе, Аллейн думал: “Это конечно
не первая пуленепробиваемая машина, в которой мне приходится ехать, но зато уж
самая непробиваемая”. Он гадал, найдется ли во всей нгомбванской службе безопасности
сила превосходящая могуществом ту, что была порождена внезапно воскресшими
воспоминаниями о “Давидсоне”.
