— Я даже не знал, что он получает пособие. Зато теперь понятно, почему он палец о палец не ударит, если только не приходит желание поработать. Его отец служил у Давенантов. Спросите миссис Давенант, может, ей что-то известно.
Коронерское дознание проводилось в гостинице; оно привлекло многочисленных зрителей. Люди приходили пораньше, чтобы занять лучшие места, и терпеливо ждали чего-то интересного, подмечая, кто пришел, а кто нет. Соседи обменивались замечаниями. Интересно, обнародует ли приезжий из Лондона свои находки? Самое главное — удалось ли ему что-нибудь обнаружить? Хотя никому не предъявили обвинение и никого не арестовали, ходили слухи, что сержант Дейвис почти всю ночь провел в Уорике. Вполне возможно, что убийца все же не местный, не из Аппер-Стритема. Многие местные жители готовы были поручиться, что полковника застрелил Берт Мейверс. Однако их надежды не оправдались.
Коронерский суд своевременно заслушал все показания, начиная с описания луга, на котором нашли тело. Под конец представители полиции попросили продлить расследование на неопределенный срок, так как необходимо провести дополнительные мероприятия. Заседание продолжалось всего полчаса. Пожилой коронер, приехавший из Уорика, согласился на продление расследования и распрощался со словами:
— Значит, все решено.
Кивнув Форресту, он вышел на улицу, сел в свой экипаж и укатил. Его сопровождал ропот недовольных.
Сержант Дейвис в тот день вернулся из Уорика в шесть утра; ему предстояло давать показания, ведь тело полковника обнаружил именно он. Ночь у него выдалась трудная, он устал и злился на всех. К тому же, как оказалось, проездил он зря.
— Нет оснований полагать, что убийца приехал сюда на поезде, — сказал он. — Никто не сообщал, что встретил в городе чужаков. Возможно, убийца приехал из других краев, но за то, что он прибыл не из Уорика, я готов поручиться.
Ратлидж, в общем, и не ждал ничего другого. Поблагодарив сержанта, он пошел догонять Салли Давенант. Та на ходу беседовала со знакомой — темноволосой женщиной в сером пальто. Прежде чем Ратлидж поравнялся с женщинами, они распрощались. Салли с вежливой улыбкой развернулась к нему:
— Доброе утро, инспектор!
Утро действительно было добрым. Небо имело тот оттенок синевы, какой бывает лишь в июне. В воздухе витал аромат роз — плетистых в живых изгородях и чайных в садах. Повсюду пели птицы и смеялись дети. В такой день как-то не хотелось думать о смерти.
— Мне нужно поговорить с вами, — сказал Ратлидж. — Не выпить ли нам чаю?
— С удовольствием, особенно после такого сурового испытания, — ответила Салли.
Они повернули назад, к «Пастушьему посоху».
— Я пришла на дознание только ради Марка. Рада, что вы не потребовали присутствия Леттис. По словам Марка, ей сейчас очень тяжко, — вздохнула Салли.
Не желая отвлекаться, Ратлидж сказал:
— Я хотел расспросить вас о Мейверсе. Вы не знаете, кто назначил ему пособие? Может быть, ваш покойный муж? Не предназначалось ли пособие его отцу, как и дробовик?
Салли нахмурилась:
— Инспектор, ни о каком пособии я не знаю. Хью высоко ценил отца Мейверса… он был надежным, честным работником и знал свое дело. Он отличался от своего сына во всех отношениях! Уверяю вас, к Мейверсу, которого вы знаете, Хью относился совсем не так.
— И все же оставил ему дробовик.
— Дробовик Хью завещал не ему, а его отцу, но никто и не подумал ничего менять. Когда прочли завещание, я не стала возражать против того, чтобы ружье досталось сыну вместо отца; видите ли, мне тогда было совсем не до тяжбы из-за ружья. Инспектор, мне хватало хлопот с мужем еще при его жизни. Он способен был очаровать кого угодно, но жить с ним было непросто. Это не значит, что я его не любила, — я любила его. Но после его смерти я буквально разрывалась на части. Признаюсь, помимо горя, я испытала тогда и облегчение. И мне не хотелось в лице Мейверса наживать себе врага. Кстати, мои поверенные тогда обещали все уладить, а я даже не потрудилась выяснить, чем закончилось дело. Во всяком случае, я не собиралась мириться с пожизненной вендеттой, как Чарлз. Понятия не имею, почему он терпел бесконечные издевательства и поношения! Наверное, потому, что он никогда не жил здесь долго и Мейверс не успевал довести его до белого каления. Зато я, понимаете ли, живу в Аппер-Стритеме постоянно.
Они сели за столик; Редферн ковылял по залу, обслуживая многочисленных посетителей. Ратлидж заказал чай.
— Что вы можете рассказать о Кэтрин Тэррант? — спросил он.
Салли Давенант заметно удивилась:
— О Кэтрин? Она-то какое имеет отношение к смерти Чарлза?
— Не знаю. Мне бы хотелось услышать мнение женщины о ней.
Салли Давенант принужденно рассмеялась:
— Ах да, мужчины, наверное, кидаются на ее защиту, верно? Не знаю почему. Поймите меня правильно, я вовсе не считаю, будто ее не следует защищать! — быстро добавила она. — Просто мужчины и женщины на многое смотрят по-разному.
Когда им принесли чашки, чайник и Салли разлила чай, Ратлидж снова спросил:
— Вы знали немца Линдена?
— Если честно, да, знала. Он был ее работником; несколько раз, когда я приезжала в гости, он брал у меня лошадь. Высокий, светловолосый, довольно сильный… — Помявшись, Салли добавила: — Кстати, он чем-то напоминал Марка. Не могу вам точно сказать, в чем было сходство. Я бы ни за что не приняла одного за другого. Но мимолетное сходство… его скорее чувствуешь, чем видишь, понимаете?
Не отвечая, Ратлидж потянулся к блюду с золотой каемкой, на котором лежали маленькие кексы. Они оказались необычайно вкусными.
Салли продолжила не сразу:
— Он был человек образованный, как мне потом сказали, адвокат… и в обычном смысле вполне подходил для Кэтрин. Будь он, скажем, беженцем, бельгийцем или французом, никто бы и слова не сказал… Ну, почти никто. Но он, видите ли, был немцем, одним из тех чудовищ, которые застрелили Эдит Кавелл,
[2]
протыкали младенцев штыками, убивали и калечили британских солдат… Какой мы испытывали ужас, когда выходил очередной бюллетень раненых и убитых! Сначала те, кто не находил в списках имен родных и близких, вздыхали с облегчением, а потом чувствовали себя виноватыми перед другими… Тогда все мы ненавидели немцев, и сама мысль о том, что кого-то из них можно любить, что за немца можно выйти замуж, казалась… неестественной!
