Очень меня эти слова ее задели. Обидно, говорю, такое от вас
слушать, чего-чего, а уж способностей у нас очень даже достаточно.
И не много ли, говорю, просите, я же все-таки, говорю, не в
школу для новых русских детей ребенка привел, а в самую простую, у вас, говорю,
даже не гимназия.
Тут она зашипела на меня прямо как кобра, чуть ядом не
плюется: «Да уж, — говорит, — в школе для новых русских инженерам
делать нечего, с вашими-то возможностями».
А мне, говорю, школа для новых русских и даром не нужна, там
детей ничему не учат. Мне, говорю, важно ребенку образование дать, но у вас, я
чувствую, тоже никого образования, раз вздумали за деньги детей в простую школу
принимать. И я, говорю, вопрос этот в РОНО обязательно поставлю.
Как она на меня зарычала, даже очки слетели! Идите, говорит,
куда хотите, хоть в РОНО, хоть в министерство, станут там с вами разговаривать!
А сейчас попрошу вас из моего кабинета выйти и вообще здание школы покинуть.
Вот вам и весь конфликт. А что я потом в вестибюле
выражался, так очень накипело, но я ничего нецензурного не употреблял, вам и
гардеробщица подтвердит, я же понимаю — школа все-таки…
— А где вы были вечером двадцать второго
октября? — на всякий случай спросил Сергей.
— Мариночку в бассейн водил, — с готовностью
откликнулся Юрий Иванович. — У нас время не очень удобное, с семи до
девяти, да потом еще пока она волосы высушит. Я ее там ждал, потому что на
улице дождь шел, по магазинам я не ходил.
— Кто-нибудь вас там видел?
— Три мамы и две бабушки, так с ними и просидел два
часа, они могут подтвердить.
— Да-а, ну что ж, я пойду.
— Скажите, — Юрий Иванович отвел предательски
заблестевшие глаза, — а как ее убили, директрису-то?
— Зарезали ножом в собственном кабинете, — сухо
сказал Сергей. — А вы, я так понимаю, не очень по этому поводу
расстроились?
— От вас ничего не скроешь! — развел руки Юрий
Иванович.
* * *
Звонок в дверь раздался неожиданно.
Маргарита Ивановна задремала, самого звонка не слышала, а
проснулась только от лая Рамзеса. Она взглянула на часы: ровно четыре. Все
правильно, это пришла давняя приятельница Зоя лечить зубы.
Маргарита Ивановна работала стоматологом много лет, потом
вышла на пенсию, а потом, когда пенсии — и ее, и мужа — не стало хватать,
решила немного подработать. Дочка была давно замужем и жила отдельно, и в ее
комнате Маргарита Ивановна устроила маленький кабинетик. Она приобрела в своей
бывшей поликлинике списанные кресло, бормашину, а материалы и лекарства купила
импортные. И потихонечку стала лечить зубы сначала знакомым, потом — знакомым
знакомых. Все были очень довольны, потому что брала она недорого, а
пломбировала хорошо, рука у нее всегда была легкая. Не сказать, что у нее отбоя
не было от клиентов, теперь ведь столько появилось и поликлиник, и центров
всяких, но Маргарита Ивановна считала, и жизнь доказывала ее правоту, что в
городе Санкт-Петербурге ни один стоматолог не останется без работы, потому что
вода у нас очень плохая, влияет на зубы.
И все шло прекрасно, если бы не дворничиха Евдокия. Прошлой
весной к Первому мая Евдокия напросилась мыть окна, за деньги, конечно, не за
так. Маргарита Ивановна была после тяжелого гриппа, и не то что окна мыть, а
руки поднять не могла. Но так хотелось к празднику чистые окна, что когда муж
стал ее уговаривать насчет Евдокии, она согласилась, не подумавши. Евдокия окна
вымыла, но заметила кресло и бормашину и распустила слух по всему дому, что у
Маргариты Ивановны на дому подпольный кабинет. Дальше пошло еще хуже.
Рамзес как-то в темноте на лестничной площадке гавкнул пару
раз на Евдокию. Она орала страшно, говорила, что бульдожина ее покусала, хотя
вся лестница знает, что Рамзес никогда никого не кусал. Муж ходил извиняться с
коробкой шоколада, конфеты Евдокия взяла, немного поутихла. А потом чья-то
собака, скорей всего, бездомная, нагадила на площадке первого этажа, а Евдокия
пошла рано утром и спросонья вляпалась в кучу. Орала опять до хрипоты,
почему-то прицепилась к Рамзесу, хотя вся лестница знает, что Рамзес очень
чистоплотная собака и никогда такого себе не позволит Маргарита Ивановна не
выдержала, ответила Евдокии резко, и это было ее ошибкой. Евдокия мгновенно
перестала орать, заговорила елейным голосом про налоговую полицию и конфискацию
имущества и с тех пор при встрече всегда отпускала туманные намеки на эту тему.
Маргарита Ивановна перестала принимать соседей, хотела вообще все прекратить,
но муж лежал в больнице, деньги были нужны катастрофически, и Маргарита
Ивановна продолжала работать с тяжелым сердцем.
— Тише, Рамзесик, тише. — Зоя вошла с коробкой
пирожных.
— Ты что не открываешь, Рита?
— Да я утром у мужа была, потом пришла, пообедала и
задремала. Ты проходи.
— Только давай сначала чаю попьем, а то мне потом будет
нельзя.
Маргарита Ивановна поставила чайник, они сели за стол, и тут
же раздался звонок в дверь.
— Кто там?
— Маргарита Ивановна, возьмите квитанцию по
квартплате! — раздался визгливый голос.
Евдокия специально стережет, что ли?
Маргарита Ивановна открыла дверь, и Евдокия сразу же
вытянула шею в сторону кухни.
— У вас гости?
— Гости, гост, чай пьем.
В это время из кухни выскочил Рамзес, и Евдокия
ретировалась.
— Ты что, Рита, такая расстроенная?
— Ох, Зоя, до чего же меня эта Евдокия довела, просто
до нервного стресса. Подумай, ну что плохого, что ко мне раза два в неделю
кто-нибудь зайдет, и я пару пломб поставлю? Ну не обеднеет же государство, что
я налог не заплачу, а на лето мы вообще на дачу уезжаем.
— Да плюнь ты на нее!
— Противно очень, боюсь ее, как будто что-то нехорошее
делаю. Ой, Зоя, не давай ему пирожных, у него расстройство будет!
Рамзес, фу! Ну вот, съел уже… Совсем замучилась я с ним,
раньше-то муж гулял, а сейчас я одна, времени не хватает, а муж еще приучил его
гулять три раза. Так что теперь он днем мои сапоги приносит — пойдем, мол, и
все. И намордник надевать со мной никак не хочет, чувствует, что мне его жалко.
А Евдокия нарочно нас караулит, как услышит, что Рамзес по лестнице идет, так
сразу дверь открывает и смотрит, если он без намордника, то опять крик.
— А что, кроме Рамзеса, собак на лестнице нет?
— Есть маленькие, а на втором этаже бультерьер живет.
Хозяин — молодой парень, деньги собирает с ларечников у метро, и бультерьер ему
нужен для работы. Евдокия было вякнула, так парень ей как гаркнет, уйди,
говорит, по-хорошему, а то руку оторвет. Она испугалась, теперь только к
Рамзесу пристает, знает, что он ласковый, лает только.
