Двери открыл ему хиленький мужичок в очках, с седой не
бородой, а бороденкой.
Одет мужичок был в шорты и маечку, как на пляже. А в
квартире был жуткий холод и сквозняки. Мужичок внимательно прочитал
удостоверение Сергея и пригласил в комнату. Комната, против ожидания Сергея,
была чистая, но были в ней две странности — распахнутый настежь балкон и еще в
комнате почти не было мебели.
«Пропил, что ли?» — неуверенно подумал Сергей.
Он повидал пьяниц, и никак не вязались его представления о
них с чистым полом и спокойными движениями открывшего ему дверь мужчины. И
глаза у него тоже были спокойные, не было в них ни капли суетливости.
— Садитесь. — Хозяин кивнул на единственный стул,
а сам расположился на маленьком коврике на полу в позе лотоса.
— А нельзя балкон закрыть? — поинтересовался
Сергей. — Может, уже проветрилось?
— Вообще-то я так всегда живу, — вежливо начал
хозяин, — но если вы просите…
— И зимой тоже? — полюбопытствовал Сергей.
— Когда мороз несильный. Привык, знаете, к прохладе,
закаляюсь. Так вы по какому делу?
— Все по тому же самому, — вздохнул Сергей. —
Вы обстоятельства дела-то знаете?
— Наслушался на похоронах Тамариных.
— Кто ж вас на похороны позвал?
— Алла позвонила, мы с ней раньше дружили, когда я в
школе работал. Вы знаете, ни разу в жизни на похоронах своего врага не
был, — откровенно признался Владимир Николаевич, — да у меня и
врагов-то особенно не было раньше А тут вот пошел… Не скажу, что удовольствие
получил или удовлетворение. Лежит она в гробу, никто ее не боится. ,И хоть бы
кто-нибудь искренне горевал! Люди даже и не притворялись, даже родственники не
плакали.
— Здорово ее в школе ненавидели?
— Боялись, да и ненавидели тоже. Помню последний наш
разговор, я, конечно, тогда не в лучшей форме был, но смотрю на нее и вдруг
замечаю, какое же она удовольствие получает, когда человека унижает.
Просто что-то патологическое, такое и не вылечишь. В общем,
вы, конечно, думаете, что мое мнение предвзято, но я вам точно скажу, что школа
теперь свободно вздохнет.
— Похоже, вы правы.
* * *
"Да-а, — думал Сергей, шагая по лужам, — пока
что единственное, что связывает двух убитых женщин, кроме ножа и розы, —
это то, что обе они были первостатейными стервами. Но ведь за это не убивают?
То есть убивают, конечно, но в споре, в аффекте, то есть когда достала уже
совсем.
Но чтобы заранее смерть планировать, ко дню рождения
подгадывать.., это что-то новенькое, в моей практике не встречалось
раньше…"
* * *
Разумеется, Надежда оказалась права, и уже во вторник на
столе перед Сергеем лежало дело потерпевшей Кукушкиной Евдокии Никифоровны,
уроженки деревни Чикино Калининской области, русской, пятидесяти двух лет от
роду, убитой неизвестным в подъезде дома номер пятнадцать по улице Карабасова
приблизительно от 5 30 до 6 30 утра двадцать восьмого октября 1998 года. Орудие
убийства — немецкий кухонный нож лазерной заточки из злополучного набора. На
убитой также были найдены темно-красная живая роза (на рынке пятьдесят рублей
штука) и записка, где было нацарапано черным фломастером «С днем рождения!».
Еще в папке находилось заключение экспертов о том, что фломастер на всех трех
записках был один и тот же, а ножи — разного размера, то есть похоже, что
убийца имел стандартный набор ножей и использовал их по мере надобности, причем
начал с самого узкого.
Сергей просмотрел протоколы допроса свидетелей. Сосед в
первого этажа работает водителем троллейбуса. Развозка собирает их в полшестого
утра. Было холодно, сосед ждал в парадной, видел дворничиху живую и невредимую
и даже разговаривал с ней о погоде. И вся лестница слышала, как Евдокия в
полшестого начала мыть пол. Потом около часа никто не выходил, а потом в
полседьмого пошла эта тетка с собакой… — как его?
Хеопс? Нет, Рамзес, — и наткнулась на Евдокию. Народу
утром никого, подъезд у них не закрывается, ни кода никакого, ни домофона нет,
кто угодно мог войти, ножом пырнуть — и готово. Эксперты говорят, что ничего он
с жертвами не делает, аккуратненько так ножичком раз, и все, крови кругом нет,
очень профессионально, с первого раза — прямо в сердце. Твердая, значит, рука у
убийцы. Да, тут еще копать и копать. И хоть он, Сергей, теперь работает не
один, а в составе бригады, все равно времени не хватает.
Сергей поднялся и поехал на встречу с участковым.
Участковый Павел Савельевич работал на своем месте давно,
Сергея знал еще мальчишкой, а с матерью его был знаком через школу — воспитывал
малолетних хулиганов.
Встретил он Сергея приветливо, на все вопросы отвечал с
готовностью, но по поводу убийства дворничихи Евдокии находился в полном
недоумении.
— Ну не представляю, кому ее убивать нужно было? Взять
с нее нечего, ты ее видел, ограбить — ведро, что ли, половое кому-то
понадобилось?
— А месть? Мог ее кто-то из мести пришить? Давай, Пал
Савельич, колись.
— Ну слушай. Жила Евдокия вместе с сыном в
однокомнатной квартире. Площадь ведомственная, ей как дворнику полагается.
Сын у нее парень молодой, тридцати еще нету, но пьяница
жуткий, неделями не просыхает и, естественно, нигде не работает.
— А с чего ж его так разбирает?
— А тут видишь какое дело вышло. Был у Лешки этого,
Евдокиина сына, дружок, Виталька Боченков. Еще со школы они вместе были, вместе
в армию ушли, вернулись одновременно. Виталька сантехником в нашем ЖЭКе
устроился и почти сразу женился.
Лешка у него свидетелем на свадьбе был.
Живут молодые, ребеночек родился, а Виталька пить стал. И не
то чтобы так сильно, но каждый день, работа такая, сам понимаешь. Жена
туда-сюда, а у нас в соседнем квартале как раз тогда объявился целитель, белый
маг, по фотографии от всего лечил и брал недорого. Вот соседки и уговорили
Виталькину жену к нему обратиться, а та, дура, Виталькиной отдельной карточки
не нашла, а принесла ему фото, где они с Лешкой вместе на свадьбе. Тот
фотографию взял, деньги тоже, велел ждать.
Проходит некоторое время — Лешка-то как запьет! И с тех пор
каждый день тепленький. Ходила Евдокия к тому магу скандалить, он и говорит,
ничего, мол, не могу поделать, обратный эффект, двойная петля астральная не так
повернулась. Такой случай, говорит, один на тысячу бывает. Жалуйтесь, говорит,
в астрал, а больше вам никто не поможет.
— В общем, лапши им на уши навешал.
А тот-то Виталька, пить бросил, подействовало на него?
— Да пить-то он бросил, да только жена от него все
равно ушла. Он, понимаешь, после исцеления этого слабоват стал по мужской
части, то есть не то чтобы слабоват, а прямо совсем никакой. Жена и ушла к его
напарнику. Тот пьет, конечно, но с этим делом зато все в порядке.
