Трегубович злобно рявкнул:
— Если не заткнетесь, я вам еще и рот пластырем заклею!
— Только не это! — взмолилась Надежда, лишиться
права голоса было для не страшнее всего. — Я не буду вас оскорблять, но
все же, откуда вы возьмете розу?
— Никакой розы! — буркнул Трегубович. — Я уже
говорил — вы не входите в программу моего эксперимента, идете по другой, если
можно так выразиться, статье.
Надежда поежилась от его бухгалтерской терминологии.
— Ваша смерть, — деловито продолжал
Трегубович, — не приведет к улучшению жизни ваших окружающих…
— Никогда в этом не сомневалась! — вставила
Надежда.
— Я совершенно не желаю, чтобы вы были ошибочно
отнесены к участницам моего эксперимента, — достаточно того, что в него
включили директора магазина «Марат».
— А кстати, она ведь очень подходила вам по
параметрам? — оживилась Надежда. — И возраст, и характер…
— Может быть, — сухо ответил доктор, — но
свой эксперимент я желаю проводить сам. Этак еще и теорию отнимут!
— Да не беспокойтесь вы, никто на вашу теорию не
покушается!
— Так что с вами я должен буду организовать все так,
чтобы создать видимость несчастного случая, — твердо продолжал
доктор. — Самоубийство в данном случае вряд ли будет выглядеть естественно
— трудно поверить, что женщина придет в больничный архив, чтобы свести счеты с
жизнью. Только поэтому мне приходится возиться с вами и выслушивать ваши
язвительные замечания… Но осталось уже недолго.
Надежда наконец осознала всю безнадежность своего положения.
Ей стало страшно. Она сжала зубы и заставила себя успокоиться, насколько это
было возможно в ее положении. Главное, не потерять контроль над собой.
Возможно, от ее спокойного голоса этот ненормальный придет в себя. Или ему
придет в голову еще что-нибудь, он отвлечется. Потянуть время, и появится шанс
на спасение.
— Так что же вы собираетесь со мной сделать? Как я
понимаю, падение из окна исключается — мы на первом этаже; если на меня рухнет
что-то тяжелое, например, стеллаж — это необязательно приведет к летальному
исходу…
Трегубович, ничего не ответив, вытащил из ящика стола моток
толстого двужильного провода и принялся разматывать его, ища глазами розетку.
— Ах, значит, поражение электрическим током! —
констатировала Надежда.
И хоть она изо всех сил старалась сохранить самообладание и
не показывать страха, это удавалось ей все хуже и хуже: голос предательски
дрожал, на лбу выступили бисеринки холодного пота. Она проговорила почти
шепотом:
— Такая смерть тоже никому не покажется несчастным
случаем. Что же, выходит, я сама себя опутала проводами, соорудила из этого
дурацкого зубоврачебного кресла электрический стул?
Трегубович, занятый своими страшными приготовлениями,
недовольно покосился на нее:
— Не принимайте меня за дурака. Все будет обставлено достаточно
естественно.
Вы случайно схватились за неисправный металлический корпус
настольной лампы — вот этой самой, что стоит на столе, — вас ударило
током, и вы, потеряв сознание, упали. Причем так неудачно, что вторая ваша рука
оказалась прижатой к радиатору парового отопления. Ну, вы женщина образованная,
понимаете, что произошло: одна рука — на заземлении, другая — под напряжением —
летальный исход неизбежен.
Надежду передернуло от такой перспективы, ей показалось, что
она уже чувствует скручивающую все тело судорогу высокого напряжения…
Доктор совершенно сошел с катушек, разумеется, никто не
поверит в несчастный случай, его найдут, но ей-то, Надежде, какая будет
разница, когда она останется валяться здесь обугленным трупом!
— Сознайтесь, — почти прошептала Надежда, —
что вам доставляет удовольствие власть над чужой жизнью. Возможно, сначала вас
и увлекла идея чистого эксперимента, но со временем вы стали убивать уже ради
самого убийства!
Трегубович дернулся, как от удара.
— Это ложь! Вы ничего не поняли! Мне невероятно
тяжело.., убивать. — Он произнес последнее слово с заметным усилием, с
трудом преодолев внутреннее сопротивление. — Мне тяжело убивать, но я иду
на это ради большой идеи! Как вы можете так говорить? Ведь я — врач, хирург, я
всю жизнь спасал человеческие жизни, я, как никто другой, понимаю, насколько
жизнь хрупка и бесценна, поэтому для меня отнять жизнь — особенно тяжело, но я
должен это сделать!
Он воткнул вилку в розетку и шагнул к Надежде с толстым
двужильным проводом в руке. Оголенные концы приближались неумолимо к запястьям
Надежды. Она глубже вжалась в кресло и истошно заорала.
* * *
Сергей притащился на работу часам к шести, когда Машенька,
что сидела возле телефона, уже собиралась уходить.
— Тебя Гробокопатько спрашивал, — крикнула она
Сергею на бегу.
— Так я и знал, — расстроился Сергей.
— А еще тебя Валентина целый день ищет, — злорадно
сообщила Маша, — насчет Нового года интересуется.
— О Господи, хоть вообще на работу не приходи! —
вздохнул Сергей.
— И дамы какие-то по телефону все время ЗВОНЯТ.
— Кто звонил — Татьяна? — оживился Сергей.
— Не-а, никакая не Татьяна, а вовсе даже Надежда.
— Надежда? — опомнился Сергей. — А что
сказала-то?
— Сказала, чтобы ты проверил какого-то Трегубовича, вот
у меня записано: доктор Арсений Петрович Трегубович.
— И все? — крикнул он, но Маши уже и след простыл.
Сергей вздохнул и поплелся к Валентине сдаваться, благо та
еще не ушла. Стало быть, Надежда раскопала где-то фамилию хирурга, возможно,
выяснила у родственников Сталины или у сотрудников. Но что это дает?
— Сережа, иди сюда! — Валентина сидела у
компьютера.
— Так, Трегубович Арсений Павлович, год рождения
1937, — немолодой, как Надежда и предупреждала, — далее, место
жительства.., набережная Мойки.., дом, квартира.., телефон, место работы —
больница Святого Георгия, проживает совместно с матерью, жена.., что такое?
Жена, Немыщенко Валерия Федоровна умерла в 1995 году!
Есть связь! Значит, всех, кто лежал в больнице Карла Маркса,
оперировал он, а Римму Точилло — его жена! И он консультировал, то есть ходил
туда, наблюдал, в общем, запомнил эту Точилло!
Сергей набрал номер телефона Надежды. Там никто не ответил.
Странно, семь часов скоро, так поздно она на работе не задерживается. Он
поколебался и позвонил по домашнему номеру доктора Трегубовича.
Шамкающий старушечий голос ответил, что Арсений Петрович на
работе.
— В больнице? — прокричал Сергей, потому что
бабуля была глуховата.
