— Стоять! Милиция!
Перед ним была сцена из фильма ужасов: в огромном старом
зубоврачебном кресле сидела связанная по рукам и ногам Надежда Лебедева и
истошно визжала. К ней подкрадывался невысокого роста немолодой противный
мужичонка с проводом в руке. Услышав за спиной топот и крик вбежавшего Сергея,
злоумышленник шарахнулся в сторону, оглянувшись, споткнулся о лежавший на полу
белый больничный табурет и упал.
Тут же послышался треск электрического разряда. Сергей,
проследив за проводом, выдернул вилку из розетки и склонился над павшим
злодеем. Конечно, окончательный диагноз должен был поставить милицейский врач,
но, на первый взгляд, неизвестный был мертв.
Сергей поднял на Надежду изумленный взгляд и растерянно
спросил:
— Теть Надя, а что это вы тут делали?
— Ничего поумнее спросить не мог? — разозлилась
Надежда. — Ты бы еще попозже пришел, тогда бы мой труп сейчас
рассматривал. А что с ним случилось-то?
— Поражение электрическим током, — авторитетно
ответил Сергей. — Схватился за оголенные концы проводов, когда упал.
А это и есть доктор Трегубович?
— Собственной персоной. Он мне тут два часа
рассказывал, как всех теток убивал.
Оказывается, еще и пятая где-то есть.
— Тут она, за стенкой, — вздохнул Сергей.
— Такая блондинка, полная? — догадалась Надежда.
— Ну, тетя Надя, ты как Шерлок Холмс, все заранее
знаешь!
— Ну давай, развязывай меня и вези домой. Я у вас
теперь самый главный свидетель, будете с меня пылинки сдувать. Но если Саше
проболтаешься, как все было, слова от меня не дождетесь!
* * *
Миссис Левински поставила стакан с ледяным дайкири на столик
и поудобнее устроилась в шезлонге, приготовившись к долгому и скучному
разговору. Ее соседка, рыхлая и белокожая супруга крупного виноторговца из
Таганрога, выяснив, что миссис Левински не имеет никакого отношения к
скандально известной Монике, утратила излишний блеск в глазах, но не оставила
ее своим вниманием.
Здесь, на Сейшелах, русский язык можно было услышать еще не
так часто, как на Кипре или Канарах, но на ближайшую неделю постоянный
собеседник миссис Левински был обеспечен. Виолетта передвинулась вслед за тенью
— ее белая веснушчатая кожа очень боялась солнца, и даже роскошное парэо в
ярких тропических цветах не вполне спасало ее от ожогов, — продолжила
монолог, который она искренне считала разговором:
— Поэтому, Нелечка, у меня ни одна прислуга не
задерживается больше месяца!
У вас в Израиле наверняка с этим проще — эмигранты держатся
за работу и стараются изо всех сил, а у нас в России люди совершенно разучились
работать!
Виолетта щелкнула пальцами, подзывая официанта. Тоненький
темнокожий юноша подошел к их столику ленивой развинченной походкой, облапал
бесстыжими маслянистыми глазами рыхлые Виолеттины телеса, принял заказ еще на
одну клубничную «Маргариту» и удалился неторопливо. Мимо столика русских дам
пробежала юная загорелая нимфа без лифчика и с визгом прыгнула в бассейн, обдав
терракотовые плитки градом сверкающих брызг.
Виолетта проводила ее неодобрительным взглядом и продолжала:
— Вы не представляете, Нелечка, до чего они стали
ленивы! И абсолютно ничего не умеют! Так трудно найти подходящую кандидатуру! И
ведь нужно еще искать такую, чтобы мой благоверный не положил на нее глаз! Он у
меня такой… — Виолетта округлила глаза и выдохнула трудное красивое слово:
— Всеядный! Я так боюсь его увлечений! Вам-то, Нелечка,
хорошо — вы вдова, и, слава Богу, у вас есть собственные средства, — ой,
только не обижайтесь! — а мне нужно быть все время на страже своих
интересов. Если он уйдет к другой, я просто не знаю, что я буду делать… Вот вы,
Нелечка… Если бы ваш муж был жив и ушел к другой… Что бы вы сделали? Ах,
простите меня, болтушку!
— Я и сделала, — спокойно ответила миссис
Левински, — я ее убила.
— Как? — воскликнула Виолетта, округлив
блекло-голубые глаза в наигранном ужасе.
— Ножом, — ответила миссис Левински, — ножом
лазерной заточки.
— Ах-ха-ха! — залилась Виолетта истерическим
смехом. — Ну вы меня просто уморили, Нелечка! У вас такое чувство юмора!
Я с вами совершенно не буду скучать эти две недели!
Бассейн резал глаза нестерпимым бирюзовым блеском. Невдалеке
тихо и ласково вздыхал океан. Миссис Левински прикрыла глаза, вполуха слушая
болтовню соседки. Ей казалось, что вся прежняя жизнь приснилась — холод,
болезнь, одиночество, отчаяние, толкнувшее ее на роковой шаг…
Жили две девочки, учились в школе, сидели за одной партой.
Одна была громкоголосая организаторша школьных мероприятий, а другая — умница и
скромница, отличница Анечка. В первом классе их посадили за одну парту, и с тех
пор они так и дружили, по инерции. Анины родители не очень одобряли Марианну,
они считали ее простоватой. Но дружба продолжалась все десять лет, а потом, как
только прозвенел последний звонок, подруги разбежались в разные стороны, не
ссорясь и не обижая друг друга. Они виделись все реже, но как-то на
студенческой вечеринке, где были обе, они познакомились с Семеном. Непонятно,
чем он мог понравится Марианне — невысокий, даже щуплый молодой человек в
очках. Она положила на него глаз, а он просто шарахался от такой крупной,
всегда ярко одетой девахи с толстыми икрами и громким голосом. Разумеется,
умница Анечка, интеллигентная и воспитанная, с тонкой талией и черными глазами
в пол-лица, настолько отличалась от подруги, что Семен просто не мог этого не
отметить. Они убежали с вечеринки вдвоем, роман продолжался всего два месяца,
родители были не против женитьбы. С Марианной они окончательно раздружились.
Прошло тридцать лет, супруги шли как-то в субботу в
продуктового рынка, толкая за собой две сумки на колесиках. Рядом с ними
остановилась шикарная иномарка, шофер выскочил и открыл дверцу высокой даме,
казавшейся еще крупнее из-за длинной свободной шубы. Дама вышла, неторопливо
одернула шубу, строго буркнула что-то шоферу удивительно знакомым голосом и
сделала было шаг в сторону, как вдруг на глаза ей попались супруги Барсуковы.
Она оглядела с привычной брезгливостью немолодую пару в
потертой одежде, вдруг брови ее изумленно поднялись, взгляд прояснился, и она
заорала на всю улицу:
— Да это ж Анька!
— Марианна! — ахнул Семен, и в груди у Анны
Давыдовны шевельнулось нехорошее предчувствие.
— Что вылупился, проезжай! — гаркнула Марианна
шоферу и повернулась к ним.
Первый порыв прошел, и Марианна смотрела на них равнодушно.
Они поговорили чуть-чуть о пустяках, причем Анне Давыдовне сразу же стало ясно,
что Марианна с одного взгляда оценила их и выбросила из головы. Марианна
сказала, что спешит, и ушла, не извинившись. Анна Давыдовна с облегчением
повернула к дому. Всю дорогу муж изумленно крутил головой.
