За такие деньги, что нам платят, мы все себе по очереди
выходные устраиваем на неделе.
И у Сталины в соседнем отделе так же.
— А начальство как на это смотрит?
— А что оно сделает, начальство-то?
— Да, действительно. Ну вот, сторож в кооперативе мужик
толковый, все замечает, он в этот день жену провожал в город. Жена
припозднилась, а Сталину они видели, когда та на шестичасовую электричку шла,
еще не темно было, а так, сумерки. И не дошла, значит, потому что когда сторожа
жена уже на свою электричку шла, она на Сталину мертвую наткнулась прямо у
железнодорожного полотна. И все то же самое: нож такой же, роза красная и
записка «С днем рождения!».
— Точно, я припоминаю: ей два года назад юбилей отмечали,
пятьдесят лет, примерно в это время.
— Н-да, оригинально кто-то тетенек с днем рождения
поздравляет. Ну-ка, тетя Надя, расскажи мне об этой Сталине.
— Откровенно говоря, порядочная зараза была. Она в
нашем институте лет двадцать пять проработала. Характер у нее всегда был
скверный, а в последнее время и совсем испортился. Все неприятности у нее пошли
от перестройки. Коммунистов-то развенчали, а она в них свято верила.
— Неужели не притворялась?
— Вот, представь себе. А тут пошли разговоры да разоблачения.
И перессорилась со всеми Сталина на политической почве. Ты спрашиваешь, что это
она в будний день на дачу поехала? Да ее начальник и на неделю бы отпустил ради
спокойствия в отделе. Поэтому, когда она на следующий день на работу не вышла,
они и не хватились, сидят, радуются, что еще один день в спокойной обстановке
проведут, а тут вот какое дело.
Потом сын сообщил. Сын тоже у нас работает, хотел в другое
место устроиться, мать ему не позволила. Он какой-то странный, двадцать три
года уже, а все маму слушается.
— А в садоводстве говорили, что ругались они часто.
— Ругались, а с кем она не ругалась? Она с мужем давно
развелась, дети маленькие были. Осталась с детьми одна. А когда подросли они,
то она нового мужа себе нашла.
Я его не знала, но рассказывали, что серьезный был человек,
хозяйственный. Построил ей дачу своими руками, квартиру обиходил.
Дочка замуж вышла, Сталине зять не понравился. Стали они с
зятем ругаться, ушли молодые к тем родителям жить. Стало спокойно, просторно в
квартире четырехкомнатной, а Сталина уже в раж вошла, остановиться не может,
начала она с мужем ссориться.
— Чего ей от всех надо было?
— Не знаю, такой уж характер. В общем, выжила она мужа,
уехал он куда-то в деревню.
— Правильно, и Стебельков из Мамино то же самое говорил.
— Ну потом там опять стали с зятем разборки, а в
последнее время все с сыном ссорятся. У сына девушка, а Сталина против.
— В понедельник пойду к ней домой, с родственниками
поговорю, с соседями. На мужа в Новгородскую область запрос уже послал. Вот и с
директрисой непонятно.
В школе ее не больно-то любили, но из-за этого же не
убивают? А дома говорят, что Тамара-Алексеевна золотой человек была, всю себя
отдавала детям. Прямо хоть в рамочку вставляй!
Надежда встрепенулась:
— Как ты сказал? Тамара Алексеевна?
А живет она где?
— На Петроградской.
— Улица Рентгена, дом двадцать восемь?
— Точно, а что?
— Слушай. А я ведь ее, кажется, тоже знала. Тамара
Алексеевна Калмыкова?
— Нет, Стаднюк.
— Ну да, это у нее по мужу фамилия.
— Да нет у нее никакого мужа!
— Сейчас нет, а раньше был, это давно было и недолго.
Зачем она его фамилию оставила? Ну ее дело. А я с ее сестрой, с Лерой, в одном
классе училась. А Тамара нас старше была лет на пять, она активисткой была,
сначала пионерской, потом комсомольской, нас в пионеры принимала.
— И давно ты с сестрами виделась?
— С Тамарой, считай, с окончания школы не встречались,
а с Лерой изредка перезваниваемся, она со своей семьей отдельно живет… Ох,
погоди, что-то она говорила, у Тамары характер, мол, стал тяжелый, мать держит
в строгости. Отец-то у них давно умер, а у матери какой-то давнишний поклонник,
так Тамара ему даже не разрешала у них дома бывать. Мать с ним только в
скверике может встречаться, и то только когда Тамара не видит.
— А сколько же лет поклоннику?
— Да уж не меньше чем Тамариной матери, а ей семьдесят
точно есть. Тамаре сколько было?
— Сейчас посмотрю. Так с какого она года? Вот,
получается, что ей исполнилось бы пятьдесят два, как и вашей Сталине.
— Ох, Сережа, не нравятся мне эти совпадения!
* * *
Елизавета Васильевна Калмыкова, мать невинно убиенной
директрисы школы номер 518 Тамары Алексеевны, присела на диван и задумалась. В
соседней комнате звенели посудой. Поминки были долгими и многолюдными, было
много народу: из школы, из РОНО, даже из министерства прислали телеграмму.
Потом остались одни родственники, сидели долго. Елизавета Васильевна устала —
сначала утром отстояли молебен (это она настояла на церковном отпевании), потом
— на кладбище, потом — долгие поминки… Семьдесят два года — не шутка!
Она откинула еще красивую, тщательно причесанную голову на
спинку дивана. Черное с глухим воротом платье очень шло к серебристым волосам.
Рядом с ней сидел ее старинный знакомый Константин Эдуардович. Елизавета
Васильевна вздохнула и преклонила усталую голову ему на плечо.
— Тебе нехорошо, Лизанька? — сразу же отреагировал
он.
— Нет, милый, просто утомилась. Такой тяжелый длинный
день!
Он успокаивающе погладил ее по руке.
В такой позе их и застала вошедшая в комнату младшая дочь
Елизаветы Васильевны Лера. Увидев пожилую пару, она нахмурилась, потом сказала
звенящим голосом:
— Константин Эдуардович, муж сейчас на машине всех
развозит, может и вас захватить. А я сегодня здесь останусь.
Старик вопросительно посмотрел на Елизавету Васильевну. Она
еле заметно кивнула, тогда он поднялся, церемонно поцеловал ей руку, вежливо
попрощался с Лерой и пошел к выходу — очень высокий, худой старик, с не по
возрасту прямой спиной.
— Мама, мне нужно с тобой поговорить! — сердито
окликнула Лера.
— Сейчас! — встрепенулась мать. — Я
Константина Эдуардовича провожу. — Она тоже поспешила к выходу.
Двери закрылись, в квартире наступила тишина. На кухне был
относительный порядок — вымытая посуда составлена на столе и прикрыта
полотенцем, пол подметен.
В комнате Тамары длинный стол был еще не разобран, но это
успеется и завтра. Елизавета Васильевна вошла в свою комнату и вопросительно
взглянула на дочь:
