— Так в чем дело?
— Мама, — Лера в волнении ходила по
комнате, — я должна тебе сказать, что твое поведение меня изумляет, а
многие вообще посчитали его неприличным!
— Вот как? — Елизавета Васильевна подняла
брови. — В чем же заключается неприличие моего поведения? Я разгуливаю по
улицам, громко ругаясь матом, с бутылкой пива в руке, а потом бросаю пустую
бутылку прямо на асфальт? Или, может быть, я сижу в метро, развалившись, и
пристаю к женщинам? А может, я не умею пользоваться носовым платком и сморкаюсь
себе и другим под ноги?
— Перестань, мама, — в раздражении проговорила
Лера, — ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. Это твои отношения с
Константином Эдуардовичем.
— А что же в них неприличного? — искренне
удивилась Елизавета Васильевна.
— Мама, все знают, что Тамара была против вашего
знакомства, не говоря уж о более близких отношениях. И вот, как только ее не
стало, буквально на следующий день, ты демонстративно его приглашаешь, держишь
возле себя. Он тебя обнимает, гладит по плечу, хоть бы на похоронах
постеснялись!
— Откуда в тебе столько ханжества? — изумилась
Елизавета Васильевна. — Послушай, я очень любила твою сестру. Но теперь,
когда ее не стало, Константин Эдуардович будет жить здесь.
— Мама, не поздно ли заводить милого дружка?
— Он мне не знакомый и не друг, — твердо ответила
мать, — он мне любимый человек: Твоего отца нет в живых пятнадцать лет,
его памяти это не потревожит.
А если родственники шокированы, то мы пойдем в загс и
официально поженимся.
— Час от часу не легче! Выйти замуж в семьдесят лет!
Это противоестественно. И Тамара тоже так считала.
— А я считаю противоестественным, когда женщина с
тридцати лет живет одна и, не имея собственных детей, работает директором
школы! — закричала мать. — Я и Тамаре это говорила, но с ней не
поспоришь.
В первое время я не настаивала, думала, что она как-нибудь
свою жизнь устроит. А потом не хотела травмировать Константина Эдуардовича. Ты
ведь знаешь, какой у Тамары был характер, она превратила бы нашу жизнь в ад.
— Но зачем тебе селить его здесь?
— Я хочу, чтобы он был рядом. Хочу вечерами пить с ним
чай и смотреть телевизор, читать одни и те же книги, гулять в скверике, утром
завтракать вместе. Тамара не могла этого понять, но ведь у тебя-то есть семья,
почему же ты возмущаешься?
— Не знаю, все не одобряют, — растерялась Лера.
— Какое нам дело до всех! — Мать обняла ее и
заглянула в глаза:
— Дочка, мне семьдесят два года, может быть, совсем
немного осталось, неужели я не заслужила капельку счастья перед смертью?
— Что ты, не говори так! — испугалась Лера.
— Значит, решено, на той неделе он сюда переезжает.
— Ну подожди хотя бы сорок дней!
— Что ты, в нашем возрасте мы не можем так долго ждать!
* * *
Сергей позвонил, подождал. Дверь не открывали, но изнутри
доносился шум текущей квартирной жизнедеятельности. Сергей звонил еще и еще.
Наконец послышались торопливые шаги, дверь распахнулась, и Сергей увидел
невысокого худенького мужчину в тренировочном костюме и кокетливом розовом
передничке в рюшечках.
Вытирая мокрые руки о передник жестом усталой домохозяйки,
мужчина извинялся:
— А я не слышу звонка, я там постирушку завел, вода
льется. А вы, наверное, к Валентине Сергеевне, так ее нету еще.
— Я капитан Гусев из УВД, и похоже, что именно к вам.
Хотел с вами поговорить об убитом директоре школы номер пятьсот восемнадцать
Стаднюк Тамаре Атексеевне.
— Убитой? — В голосе мужчины прозвучало неподдельное
изумление. — Ее убили?
— Да, пять дней назад, вечером в школе.
Вы — Никифоров Юрий Иванович?
— Да, конечно, — Юрий Иванович отвел глаза, —
а почему вы ко мне пришли, я ведь с ней почти не был знаком…
— Но у вас был с ней конфликт?
Юрий. Иванович беспокойно оглянулся:
— Извините, я только газ сейчас под супом подкручу, а
то выкипит…
Он прошел на кухню и вернулся удовлетворенный.
— Да, так вы насчет Тамары Алексеевны… Понимаете, моя
жена, Валентина Сергеевна, — женщина очень занятая, так что детьми больше я
занимаюсь.., а дети у нас очень способные. Мариночка наша на четырех олимпиадах
первые места заняла, в своей школе была лучшей ученицей. А тут мы обменялись,
очень удачный обмен подвернулся, почти без доплаты — мы со знакомыми
поменялись, потому что им нужно было обязательно в наш бывший район — у них
бабушка посещает школу астральной медитации, а возить ее туда ни у кого времени
нет. А теперь она может пешком ходить, там близко… — Юрий Иванович беспокойно
принюхался. — Ой, извините, я только жаркое в духовке проверю, а то как бы
не пересохло..
Через минуту он вернулся успокоенный.
— Да, так мы о Тамаре Алексеевне… Так вот, как только
мы сюда переехали, я сразу навел справки и узнал, что эта школа здесь
поблизости самая лучшая. Я туда и пошел.
Сначала к завучу обратился, к Алле Константиновне, принес ей
наши дипломы, Мариночкины то есть, конфет хороших коробку… Так мы с завучем
хорошо поговорили, она меня обнадежила, что Мариночку обязательно возьмут, но
тем не менее к директору отправила, без нее, говорит, такие вопросы у нас не
решаются. Я опять все дипломы принес, конфет купил еще лучше, прихожу к
директору, а она все мои дипломы и конфеты от себя оттолкнула и говорит — не
скажу, что грубо там или громко, вроде бы даже вполне тихим голосом, но как-то
так зло и высокомерно, что уж лучше бы кричала. — Юрий Иванович снова
беспокойно оглянулся:
— Извините, я только утюг выключу, а то
перегорит, — и скрылся на этот раз в комнате.
Через минуту он снова появился умиротворенный:
— Да, так про Тамару Алексеевну. Она мне, значит, и
говорит: заберите, говорит, все ваши подношения, они мне совершенно
неинтересны. Я растерялся даже и все дипломы ей сую, какая, мол, у нас девочка
замечательная. А она снова твердит, что ей это совершенно неинтересно, а вы,
говорит, лучше скажите, что вы лично можете сделать для нашей школы. Я так еще
не совсем ее понимаю и уточняю: «В каком, извиняюсь, плане?» — «В плане
спонсорской помощи. Вот, например, недавно один папа оказал школе спонсорскую
помощь в размере двух компьютеров Пентиум», а еще одна мама — в размере вот
этого гарнитура мягкой мебели, на котором мы с вами сидим". Я говорю,
извиняюсь, это вы на нем сидите, а мне дали стул такой жесткий, что долго на,
нем и не высидеть, геморрой наживешь.
— Так и сказали про геморрой? — полюбопытствовал
Сергей.
— Ну, во всяком случае, подумал, — отвел глаза
Юрий Иванович. — А она тогда и спрашивает, что где, мол, я работаю? Я
отвечаю, что мол, извиняюсь, но я инженером работаю. «Ну что ж, —
директриса отвечает, — всякое в жизни бывает. А жена ваша?» — «Жена моя,
говорю, очень занятая женщина». — «Это, — Тамара Алексеевна
говорит, — хорошо. Это, — говорит, — очень удачно, что она у вас
в бизнесе…» — «Да нет, — отвечаю, — она не в этом смысле занятая, она
больше по политической части, она крупный активист Партии умеренного
прогресса…» — «А вот это, — говорит дирекгриса, — нехорошо. Я,
конечно, ничего против вашей жены и лично этой партии не имею, но нашей школе
нужны способные дети, то есть такие, родители которых способны что-то полезное
сделать конкретно для школы. А в вашей семье я таких способностей не вижу».
