Мы уезжали в веселом настроении, готовые решить все невразумительные проблемы буддизма. Наша капризница выдерживала походные условия лучше, чем я ожидал. Она, конечно, была нетерпелива и беспокоилась по пустякам, ей не хватало горничной и привычного комфорта, однако в целом все это досаждало меньше, чем бездеятельное сидение в бунгало. Она могла черпать силы только из общения с Хильдой и со мною, и вот, представьте, внезапно вошла во вкус фотографирования, проявления и печатания фотографий. Мы делали десятки снимков по дороге, запечатлевая деревушки со странными домиками и башенками; а поскольку Хильда взяла с собой свою коллекцию снимков, чтобы сравнить стиль индийских и непальских памятников, то мы проводили вечера после коротких дневных переходов, разбирая и раскладывая фотографии по альбомам. Мы планировали провести в путешествии по меньшей мере полтора месяца. За это время муссоны должны были прийти и миновать. Наш проводник считал, что мы успеем увидеть все стоящее в буддистских монастырях, а сэр Айвор надеялся, что мы избегнем всех ужасов дождливой поры.
— Что ты думаешь о нашем проводнике? — спросил я у Хильды на четвертый день поездки. — Я что-то начал сомневаться в нем.
— О, с ним все в порядке, — беззаботно ответила Хильда, и ее голос приободрил меня. — Он, конечно, мошенник — все проводники, толмачи и прочие подобные типы в отдаленных краях всегда мошенники. Будь они честными людьми, то разделяли бы обычные предрассудки соотечественников и ни за что не стали бы иметь дело с ненавистными чужестранцами. Но в этом случае у нашего друга Рам Даса нет никаких причин вредить нам. Иначе он не посовестился бы перерезать нам глотки; но, с другой стороны, нас слишком много. Скорее всего, он попытается нас надуть, предъявив преувеличенные счета, когда мы вернемся в Толу; но это уже забота леди Мидоукрофт. Не сомневаюсь, кстати, что сэр Айвор его вполне достоин. Я бы поставила на одного хитрого йоркширца против любых трех тибетцев!
— В том, что Рам Дас способен перерезать нам глотки, если это ему будет выгодно, я тоже не сомневаюсь, — ответил я. — Он подобострастен, а подобострастие идет рука об руку с предательством. Чем больше я за ним наблюдаю, тем явственнее проступает надпись «мерзавец» в каждом изгибе его спины!
— Да, он не подарок, я знаю. От нашего повара, который немножко говорит по-английски и по-тибетски, как и по-индийски, я слыхала, что у Рам Даса наихудшая репутация в окрестных горах. Но, по его словам, проводник он очень хороший, перевалы знает и, если ему хорошо заплатят, обязательно исполнит то, за что заплатили.
Еще через день мы после нескольких коротких переходов наконец приблизились к местности, где, по уверениям проводника, находился буддистский монастырь. Я был рад услышать это, тем более что он произнес название хорошо известного непальского селения; ибо, признаться, я уже начинал беспокоиться. Компаса я с собой не взял, но, судя по солнцу, мог прикинуть, что мы, выйдя из Толу, постоянно двигались почти точно на север и, по моему разумению, должны были оказаться в опасной близости от границы с Тибетом. Поскольку я отнюдь не желал быть «ободранным заживо» (как выразился сэр Айвор) в подражание святому Варфоломею и другим раннехристианским мученикам, мне было приятно узнать, что мы приближаемся к Кулааку: это был первый из непальских буддистских монастырей, куда наш всеведущий проводник, сам буддист, пообещал провести нас.
Мы шагали по прекрасной высокогорной долине, замкнутой со всех сторон снежными пиками. Небольшая речка, бурля на перекатах каменистого ложа, бежала посередине ее. Впереди круто вздымались скалы. Слева, на половине высоты склона, на скалистом выступе, виднелось приземистое, длинное здание со странными, напоминающими пирамиды крышами и двумя башенками наподобие минаретов на обоих торцах. По форме они более всего напоминали огромные глиняные кувшины. Это и был тот монастырь, обитель лам, ради которого мы сюда забрались. Откровенно говоря, на первый взгляд он не показался мне стоящим таких усилий.
Наш проводник велел носильщикам остановиться и обратился к нам с неожиданно высокомерным видом. Его подобострастие как ветром сдуло.
— Вы стояти здесь, — произнес он медленно, на ломаном английском, — пока моя пойдет смотреть, есть ли — лама-сахибы готовы брать вас. Должно просить позволение из лама-сахибов, чтобы войти в деревня. Ежели не спросить, — он выразительно черкнул рукой по своему горлу, — лама-сахибы резати долой голова еулопейцам.
— Боже милостивый! — вскрикнула леди Мидоукрофт, прильнув к Хильде. — Мисс Уайд, это ужасно! Куда же вы нас завели?
— Не беспокойтесь, — ответила Хильда, стараясь утешить ее, хотя сама она явно начала волноваться. — У Рам Даса просто такой живописный способ выражаться.
Мы уселись на поросший ползучими лишайниками пригорок у обочины тропы, поскольку лучшего ничего не имелось, и позволили нашему проводнику отправиться на переговоры с ламами.
— Ну что ж, — воскликнул я, стараясь бодриться, — по крайней мере мы сегодня будем спать на матрасах и под настоящей крышей. Монахи обязательно найдут для нас помещение. Это уже кое-что!
Мы достали свою корзинку и приготовили чай. Когда англичанка беспокоится, она заваривает чай. Хильда сказала, что ради этого она могла бы вскипятить Этну на Везувии. Мы ждали и пили свой чай; мы пили свой чай и ждали. Прошел час. Рам Дас не возвращался. Я начал тревожиться всерьез.
Наконец что-то изменилось. Группа возбужденных людей в желтых хламидах появилась из монастыря. Они спустились по извилистой тропинке, сильно жестикулируя, и направились к нам. Они громко кричали и явно были рассержены. Вдруг Хильда схватила меня за руку и торопливо шепнула:
— Хьюберт, нас предали! Теперь я все четко вижу. Эти люди — тибетцы, а не непальцы. — Она помолчала и продолжила: — Все, все понятно… Наш проводник, Рам Дас… У него все-таки была причина вредить нам. Должно быть, Себастьян выследил нас, Себастьян подкупил его! Ведь это он рекомендовал Рам Даса сэру Айвору!
— Почему ты так думаешь? — тихо спросил я.
— Потому… Да сам посуди: эти люди одеты в желтое. Значит, это Тибет. В Непале ламы носят красное, в Тибете и всех прочих буддистских странах — желтое. Я читала об этом в книге — «Молитвенное колесо», ты помнишь? К нам идут тибетские фанатики, и, как и предсказал Рам Дас, они, скорее всего, перережут нам глотки.
Так чудесная память Хильды дала нам возможность осмыслить опасность и приготовиться, пусть даже в самый последний момент. Я мгновенно понял, что она права: нас заманили обманом через границу и столкнули с буддистскими инквизиторами, с врагами. Тибет — самая негостеприимная страна в мире; ни одному чужеземцу не дозволяется переступать его пределы. Нужно было готовиться к худшему. Я встал — единственный белый мужчина, вооруженный одним револьвером, ответственный за жизнь двух женщин. И радом — никого, кроме угодливого парии, повара-гуркха и полудюжины ненадежных носильщиков-непальцев. Бежать было некуда. Ловушка захлопнулась. Нам ничего не оставалось, кроме как ждать и строить храброе лицо вопреки полнейшей беспомощности.
Я повернулся к нашей подопечной и сказал с предельной серьезностью: