Он проработал уже довольно долго, когда за спиной у него бесшумно отворилась дверь и в нее просунулась голова молодой женщины. У нее было хорошенькое, хотя и ничем не примечательное личико, несколько искаженное выражением тревоги, — уголки ее рта были все время опущены. Ее огненно-рыжие волосы контрастировали с бледностью щек. Внимательно оглядевшись, она в конце концов вошла в комнату и тихо подошла к столу, за которым стоял дворецкий.
— Папа! — нежно прошептала она. — Папа!
Не оборачиваясь и не приостанавливая ни на миг работу, Бриггс сказал:
— Сюзанна, я не звал тебя сюда, детка. Ты простудишься насмерть. Я ведь говорил тебе, чтоб ты сидела наверху у камина.
— Извини, папа, но я не могла дождаться тебя. Ты… ты говорил с ним, папа?
— Да, я поговорил с ним.
— И что же он сказал? Что он собирается предпринять?
Бриггс поднес к свету рыбный нож времен Георгов, подышал на него, энергично протер его замшей и лишь тогда ответил:
— Не могу сказать точно. Нас вскоре прервали. Но что-то надо предпринять, и притом быстро. Это я выложил ему напрямик.
— Ах, да что толку во всех этих разговорах! — воскликнула девушка сердито. — Значит, ты опять дал ему увильнуть, и теперь он опять пойдет вилять и оттягивать, так же как до сих пор.
— И все-таки я думаю, что на этот раз он так не поступит, — сказал Бриггс хмуро, обращаясь, видимо, к солонке, которую держал в руке.
— Меня так и тянет плюнуть на все и рассказать его светлости, — продолжала Сюзанна. — Вот он подскочил бы!
— Брось глупости, слышишь? — Бриггс повернулся и первый раз взглянул на дочь. У него был такой суровый вид, что она невольно подалась назад.
— Извини, папа, — пробормотала она. — Я не всерьез говорила, право.
— Надо полагать, что не всерьез. Я служу в этом доме сорок пять лет не для того, чтобы послужить причиной такого удара, который сведет его светлость в могилу. Будь жива твоя бедная мать, она сказала бы то же самое.
— Разве он так плох?
— Думаю, что никто, кроме меня и его светлости, не знает, как он плох, — ответил Бриггс серьезно. — Небольшое потрясение, и ему конец — вот так. — Бриггс щелкнул пальцами и опять принялся за свою работу.
— Чудно все-таки, а? — заметила Сюзанна, обращаясь к спине отца. — Странно, что он там, а я здесь. Несправедливо. У меня есть права, такие же, как у других, ведь так?
— У тебя они есть, дочка, и в свое время ты их добьешься, — уверил ее Бриггс. — А теперь марш наверх.
Сюзанна направилась к двери, но на полпути остановилась:
— Папа!
— Ну, что еще?
— Правда ли, что он и я — мы вроде как двоюродные?
Дворецкий обернулся еще раз и взглянул на нее молча.
— Слушала сплетни, — сказал он наконец.
— Ну и ладно, так это правда?
— У тебя подходящий цвет, — сказал Бриггс, глядя на волосы дочери. — И больше я ничего не скажу. Сестра твоей прабабки любила намекать на разные делишки во времена шестого виконта, но я никогда не обращал на это внимания и тебе не советую. Тебе и без того довольно. Но если это тебе помогает чувствовать себя как-то ближе к его светлости, я не возражаю. А теперь уходи! Я вовсе не хочу, чтоб тебя здесь застали.
Сюзанна исчезла, а Бриггс, закончив работу, начал расставлять серебро на подносе. Он проверял, все ли на месте, когда дверь буфетной отворилась снова.
— Ах, Бриггс, извините, что беспокою вас. — Это была Камилла, раскрасневшаяся и необычно взволнованная.
— Нисколько, миледи. Вам что-нибудь угодно? — сказал Бриггс, поспешно снимая передник и надевая фрак.
— Да. Так глупо, я, оказывается, забыла взять с собой рожок для ботинок. А я знаю, вы здесь храните всякие сокровища. Вы можете одолжить мне рожок?
— Рожок для ботинок? — На миг Бриггс задумался. — Да, думаю, что могу.
Он открыл дверь одного шкафа и почти сразу достал изящный серебряный рожок, который, прежде чем вручить ей, протер замшей.
— Какая прелестная вещица! — воскликнула Камилла. — Откуда она?
— Подарок к совершеннолетию его покойной светлости, — объяснил Бриггс. — Им, пожалуй, никогда и не пользовались.
— Вы прямо волшебник, Бриггс. Откуда вы знаете, где что лежит?
— Я долго прожил среди этих вещей, миледи. Я приводил в порядок эти полки, когда был еще мальчиком в буфетной, и мне кажется, я могу сразу найти все, что нужно.
Камилла прошлась по комнате, открывая один шкаф за другим.
— Чудеса! — повторила она. — Словно ничто не изменилось с тех пор, как я еще ребенком приходила сюда и мешала вам работать.
— И вправду, все серебро цело, миледи, да и хрусталя разбили мало.
— Как красиво! Это вилки времен королевы Анны?
— Уильяма и Марии, миледи… Извините меня, миледи, но мне надо отнести все это в столовую, чтоб накрыть на стол.
— Конечно, Бриггс. Вот и опять я мешаю вам, совсем как бывало раньше. В котором часу обед?
— В восемь, миледи.
— Значит, пока еще не нужно идти наверх и переодеваться. Вы разрешите мне покопаться в серебре? Я уж и забыла, как когда-то здесь все пленяло меня.
— Разумеется, миледи, — ответил Бриггс, поднимая тяжелый поднос. Уже в дверях он остановился и сказал: — Вы изволили упомянуть о переодевании к обеду. Осмелюсь заметить, что на сегодняшний вечер не стоит надевать платье без рукавов. В столовой, боюсь, будет холодновато.
Когда он через четверть часа вернулся в буфетную, Камилла уже ушла, но служебные помещения не были пусты — там оказался еще один гость, из другой части дома. Бриггс услышал стук высоких каблуков по вымощенному каменными плитами проходу, ведущему на кухню, и до него долетел голос миссис Карстерс.
— Милый мой Уорбек-холл! — услышал он. — Простите меня, голубушка, но я не могла удержаться, чтоб не сунуть сюда нос! Я весь дом обегала, предаваясь воспоминаниям. Боже ты мой! И сколько же вкусных блюд приготовлялось у меня на глазах в вашей чудесной старой кухне!
Из бормотания, которое донеслось до Бриггса, он заключил, что заигрывания миссис Карстерс были приняты вежливо, но холодно. Кухарку, которая не являлась, как он, местным старожилом, видно, слишком заботило приготовление обеда к сочельнику на древней плите, чтобы она позволила себе прервать работу. Вскоре миссис Карстерс отказалась от попыток сойти за своего человека и вернулась восвояси. Она остановилась в дверях буфетной, чтобы облагодетельствовать своим присутствием Бриггса.
— О Бриггс, я только что рассказывала кухарке, как я рыскала по всему этому милому старому дому! И право же, мне кажется, что вам — слугам — досталась лучшая его часть. В этом крыле чувствуется неповторимая атмосфера старины.
