— Я бы никогда не назвал это игрой, — серьезно сказал д-р Ботвинк.
Не успел сэр Джулиус ответить, как в комнату вбежал Бриггс, а следом за ним Роджерс. На лице сержанта было выражение тревоги, однако, увидев сэра Джулиуса, он успокоился и произнес фразу, до нелепости не соответствующую создавшейся ситуации.
— С вами ничего не случилось, сэр? — спросил он, задыхаясь.
— Конечно, ничего, — ответил сэр Джулиус раздраженно. — С какой стати?
— Прошу извинить меня, сэр Джулиус, но мистер Бриггс сказал мне, что меня зовут, и я было подумал…
Его взгляд упал на неподвижную фигуру, распростертую на полу около окна.
— Мистер Уорбек! — воскликнул он. — Что случилось?
— Умер, — коротко пояснил д-р Ботвинк, — выпив бокал шампанского.
Осторожно пройдя по ковру, Роджерс приблизился к месту, где лежал Роберт.
— Вы, конечно, убедились, что он мертв, доктор?
— Я не доктор медицины. Но вы можете убедиться сами.
— Извините, сэр. В таком случае…
Сержант на минуту стал на колени возле тела. Когда он поднялся, вид у него был и серьезный, и озадаченный. Повернувшись к сэру Джулиусу, он сказал:
— Положение очень тяжелое, сэр. Я затрудняюсь сказать, какие меры следует принять.
Д-р Ботвинк хотел было вмешаться, но раздумал, и сержант продолжал:
— О таком деле следовало бы немедленно заявить в местную полицию. Это их круг деятельности. Как вы знаете, сэр, я здесь представляю службу охраны. Поскольку ничего не случилось с вами, все это, строго говоря, меня не касается. Расследование дел такого рода совсем не по моей части.
— Вы хотите сказать, что будете стоять здесь и ничего не делать? Это же смехотворно, — сказала миссис Карстерс.
Но сержант Роджерс не обратил на нее ни малейшего внимания, он терпеливо ждал ответа сэра Джулиуса.
— Что ж, раз такое положение дел, свяжитесь сразу же с местной полицией, — сказал сэр Джулиус.
— Прошу извинить, сэр, но в этом-то вся загвоздка. Я думал, вы уже знаете. Связаться с полицейским участком или с кем бы то ни было невозможно. Сегодня вечером я пытался передать свой ежедневный отчет, но телефон не действовал. По радио в девять часов передали, что оборваны провода во всей округе. Мы полностью отрезаны.
— Отрезаны? Какой вздор! Вы знаете не хуже меня, что я в любое время должен иметь постоянную связь с министерством, на Рождество или не на Рождество, все равно. Как я могу заниматься государственными делами, хотел бы я знать, если я, как вы выразились, отрезан?
— Не могу сказать, сэр. Но дело обстоит так, как я доложил.
С минуту сэр Джулиус молчал, а потом сказал:
— Если положение дел действительно таково, Роджерс, вы должны сделать все, что в ваших силах. В конце концов, вы полицейский.
— Вы хотите, чтобы я провел расследование, сэр?
— Пока вы не сможете передать его в руки надлежащих властей — да.
— Хорошо, сэр. — Роджерс помолчал, как бы собираясь с силами.
Когда он заговорил снова, в его тоне уже не было почтительности. Он говорил так сухо и официально, что слова его звучали почти как команда перед строем.
— Когда наступила смерть? — спросил он сэра Джулиуса.
— Ровно в двенадцать часов.
— В этот момент били часы, — вставила миссис Карстерс.
— Пожалуйста, не все сразу, мадам. Все находящиеся здесь присутствовали при том, как покойный умер?
— Да, да, — уверил его Джулиус. — Конечно, все. Это как раз…
— Хорошо. Притрагивались ли к чему-нибудь в комнате после его смерти?
— Нет, кажется, нет.
— Да, — сказала миссис Карстерс. — Вы только что закрыли окно и задернули портьеры, доктор Ботлинг.
— Ботвинк, — машинально сказал историк. — Да, миссис Карстерс, я закрыл окно. Потому что…
— А больше ничего? — допытывался сержант.
— Нет, больше ничего.
— Тогда я попрошу вас всех выйти из комнаты и не возвращаться в нее без моего разрешения. Ключ я оставлю у себя. Я потребую, чтобы каждый из вас дал мне показания, и буду признателен, если вы до тех пор воздержитесь от обсуждения этого дела друг с другом. Видите ли, — на миг он стал почти человечным, — мне нужны собственные воспоминания, а не чьи-то чужие. Могу я рассчитывать на вашу помощь?
— Но не собираетесь же вы снимать показания в час ночи? — запротестовал Джулиус. — Не знаю, как другие, но после всего, что я пережил, я в состоянии только спать.
— Я не прошу никакого снисхождения к себе лично, — добавила резко миссис Карстерс, — но мне кажется очевидным, что здесь есть одно лицо, которое следовало бы избавить от такой пытки. — Она указала на софу, где в оцепенении лежала Камилла.
С минуту сержант Роджерс раздумывал.
— Полагаю, что могу отложить допрос до утра, — сказал он. — Но и в этом случае остается один вопрос, который надо выяснить, прежде чем вы разойдетесь. — Он повернулся к д-ру Ботвинку. — Вы только что сказали, что мистер Уорбек умер, выпив бокал шампанского. Через сколько времени?
— Немедленно. Можно сказать, что смерть пришла к нему, пока он пил.
— Очевидно, вследствие того, что он выпил?
— Бесспорно. Шампанское было отравлено — и, несомненно, цианистым калием.
— Вы как будто сказали, что вы не доктор медицины?
— Я действительно не доктор медицины, — ответил д-р Ботвинк сухо. — Но мне случалось видеть такое и раньше. Это не забывается…
— А еще кто-нибудь пил из этой бутылки?
— Все пили, по-моему. Я — во всяком случае.
— Благодарю вас, сэр. — Роджерс отвернулся от него и обратился ко всем присутствующим: — А теперь я попрошу вас всех подвергнуться обыску.
— Еще что, сержант! — сказал Джулиус. — Это еще зачем?
— Это же совершенно очевидно, сэр, — ответил Роджерс сурово. — Если покойный был отравлен, а в бутылке, из которой он пил, яда не было, кто-то должен был принести его сюда.
— Боже правый! Неужели вы воображаете, что я, например…
— Воображать не мое дело, сэр Джулиус; вы пожелали, чтоб я провел расследование, и я должен провести его надлежащим образом. Угодно вам вывернуть ваши карманы, сэр?
— Хорошо, раз вы настаиваете, — буркнул министр. — Хотя, по-моему, смешно предполагать… и откуда вы знаете, что этот несчастный молодой человек не отравился сам?
— Разумеется, я учитываю и эту возможность. Я обыщу покойного в свое время. Итак, прошу, сэр.
Содержимое карманов сэра Джулиуса выложили на карточный стол. Внимание привлек только флакончик с белыми пилюлями, на этикетке которого стояло имя хорошо известного в Лондоне аптекаря. Сержант посмотрел на флакончик подозрительно.
