Вентри глубокомысленно кивнул, вынул сигару изо рта и сбросил большой кусок пепла на пол.
— Я понимаю, — сказал он с видом гордого собой школьника, дающего правильный ответ. — Отпечатки пальцев.
— Ну? И каково же ваше объяснение?
— Боюсь, я свалял дурака, — признался Вентри с невозмутимой искренностью. — Понимаете, именно вопрос об отпечатках и беспокоил меня. Я знал, что, если принесу вам инструмент, вы найдете его буквально захватанным пальцами, и именно моими. И поскольку я уже и так под подозрением в связи с этим делом, мне этого смертельно не хотелось. Собственно, вот как все было. Я вскрыл посылку, как открываешь любую бандероль, ни о чем особенно не думая, и, когда развернул всю эту бумагу, вдруг увидел свой кларнет си-бемоль. Ну, можете считать меня идиотом, но я коллекционер. Я собираю музыкальные инструменты, я люблю музыкальные инструменты, как кто-то любит наручные часы, а кто-то — настенные или китайских собачек… Так что я первым делом вынул его, собрал и внимательно осмотрел, чтобы убедиться, что он не поврежден. Конечно, я знаю так же, как и вы, что мне следовало взять его щипчиками и принести сюда, чтобы вы обработали его порошком, или как там вы это делаете, но я думал совсем о другом. Я вовсе не думал о нем как о вещественном доказательстве под номером на каком-нибудь суде, а как о чертовски прекрасной старинной вещи, которая могла быть повреждена, пока с ней имели дело эти неуклюжие парни на почте.
Он с сожалением взглянул на уменьшившийся окурок своей сигары, затем отшвырнул его в пустой камин:
— Так вот, на вид казалось, что он в порядке. На полированном дереве была одна или две царапины, но, насколько я мог видеть, клапаны не были повреждены. К мундштуку кларнета приделан чистый язычок, если хотите, ключ великолепный, чистый язычок — поэтому я его попробовал. Прошло много лет с тех пор, как я играл на кларнете, и сначала я выдул какие-то ужасные хрипы, но просто поразительно, как быстро вспоминаются такие вещи, и через несколько секунд я уже играл наивную пьеску Вивальди, которую отец заставлял меня играть каждый день, чтобы разработать пальцы. Даю вам слово, просто по привычке! Но стоило мне закончить, как я сообразил, какой же я осел, и весь покрылся ледяным потом, когда подумал об отпечатках пальцев. Я решил спрятать инструмент подальше и забыть. Но когда на следующий день мне позвонил Диксон и спросил, нет ли у меня кларнета, чтобы одолжить этому нытику поляку, мне это показалось прекрасным выходом. Я подумал, что он смажет мои отпечатки своими. Простите, если я уничтожил ценную улику и все такое, но по крайней мере мне хватило ума сохранить бумагу и веревку.
Что бы Тримбл ни думал об этой истории, свое мнение он сохранил при себе. Он взял кусок оберточной бумаги и начал внимательно рассматривать его.
— Вряд ли она очень нам поможет, — вынес наконец он свое решение.
— Ну, почему же! — возразил Вентри. — Адрес написан крупными буквами, очень жирными. По-моему, его писали спичкой, которую макали в чернила, а не ручкой. Почтовый штемпель Центрального почтамта Маркгемптона. Коробка самодельная, может, вырезана из…
— Все эти вещи своим ходом будут исследованы, — коротко сказал инспектор, отодвигая в сторону ком бумаги и коробку.
— Извините, что я вмешиваюсь, я понимаю, это не мое дело. Ну ладно, вот так-то. — Он встал. — Я могу еще чем-то вам помочь?
— Да. Пожалуйста, присядьте на минуту, мистер Вентри. У меня есть для вас еще один вопрос. Как вы добрались до Сити-Холл в тот вечер?
— Но я уже говорил вам, на автобусе!
— Номер автобуса?
Вентри какое-то время молча смотрел на инспектора, затем по его лицу расползлась медленная улыбка.
— Боже! Кто-то вам сказал?
— Я спрашиваю, сэр, на каком автобусе?
— М-да, теперь моя репутация упадет ниже нуля, — покорно пробормотал Вентри. — На автобусе 5а.
Сидящий в углу кабинета сержант Тейт не смог сдержать удовлетворенного вздоха.
— На 5а, — повторил Вентри, обернувшись к нему. — И у кондуктора была такая броская примета — закрученные вверх усики. Если я его снова увижу, сразу узнаю. Остается только надеяться, что он меня тоже запомнил. Боюсь, после всех этих проблем, которые я вам доставил, вы, наверное, пожелаете это проверить.
— Значит, вы ехали на концерт не из дома?
— Да. Я не был рядом с домом с того момента, когда ушел с репетиции, и до срыва концерта.
— У вас украли машину…
— Да, украли, в этом-то и была проблема.
— У вас украли машину, — повторил инспектор, — но не от вашего дома, а от дома номер 6 по Фейрфилд-авеню.
— Да. Я все запутал, инспектор, и врал вам, как солдат, и все из-за любви к одной даме. Кто говорит, что времена рыцарей прошли?
— Думаю, мистер Вентри, — холодно сказал Тримбл, — пора нам услышать от вас всю правду.
— Есть! — весело отчеканил Вентри. — Хотя мне кажется, вы и сами уже почти все выяснили. Видите ли, недавно я начал ухаживать за Николой Диксон, и в последние дни она стала подавать мне кое-какие надежды. Из того, что мне удалось услышать на репетиции, я понял, что оставшееся время вечера берег будет чист… я имею в виду этого снулого карпа, ее мужа… поэтому решил проверить свою удачу. Я позвонил ей, она была дома. Я приехал, и все шло как надо. Мы немного выпили, поужинали, повеселились и поиграли, а потом вдруг обнаружили, что ее часы опаздывают на двадцать минут.
— Часы в ее спальне?
— Говорю только в вашем присутствии, да, в спальне. Я испугался, зная, как этот старый крючок Эванс требует, чтобы концерт начинался минута в минуту, но время еще позволяло, и я был уверен, что спокойно доберусь до Сити-Холл на машине. Настоящий шок наступил позднее. Машина Николы стояла перед домом, и она села в нее первой. Моя стояла на дороге, приткнутой поближе к забору, чтобы не очень бросаться в глаза. Во всяком случае, где она была, когда я туда пришел, ее не было. Я закричал Николе, чтобы она остановилась — она еще не выехала на улицу, — но она, должно быть, меня не слышала. Так я и остался стоять на месте. А остальная часть моей истории, закончил он с гордостью, — чистая правда.
— Благодарю вас, — сказал Тримбл. Помолчав, он продолжал: — Я не спрашиваю вас, сэр, почему до сих пор вы утаивали от нас правду, потому что причина этого столь же очевидна, как и бесчестна.
— Я чертовски бесчестный малый, — весело согласился Вентри. — Кстати, а Диксон об этом знает?
— Знает, и вам еще придется столкнуться с последствиями.
— Ах, последствия! В одном я могу быть уверен. По моей вине он никогда не разведется с Николой!
На этом загадочном замечании разговор был закончен.
Глава 18
ПРАВДА О К-504
— Здесь две ступеньки вниз, — предупредил начальник полиции. — И берегите голову!
