Миссис Твининг умолкла и прижала к губам платок.
— А потом? — спросил Хардинг.
Она поглядела на него.
— Мне стало плохо. Я села на подлокотник кресла возле камина — или, точнее, рухнула на него. Иначе бы, наверное, потеряла сознание. Когда... тошнота прошла, вышла из комнаты, закрыла за собой дверь, чтобы никто не заглянул туда, пошла на веранду и сказала остальным.
— Значит, после того как вы обнаружили сэра Артура мертвым, прошло минут пять, а то и больше, прежде чем вы вернулись к компании?
— Не представляю, — пожала плечами она. — Думаю, вполне возможно.
Хардинг поднялся.
— Спасибо, миссис Твининг. Пока что больше вопросов у меня нет.
Миссис Твининг встала и направилась к выходу. Инспектор распахнул перед ней дверь и сказал:
— Будьте любезны, спросите леди Биллингггон-Смит, не зайдет ли она сюда.
Миссис Твининг кивнула.
— Хорошо, инспектор, — ответила она и вышла.
Глава десятая
Хардинг закрыл дверь за миссис Твининг и неторопливо возвратился к столу.
— Итак, сержант?
Незерсол поджал губы.
— Хотите знать, сэр, что я скажу?
— Очень.
— На мой взгляд, держалась она очень спокойно, — заговорил сержант, морща лоб. — В самом деле очень! Не скажу, что все было не так, но мне кажется, было бы естественнее, если б, увидя, что генерал мертв, она сразу выбежала бы из комнаты.
— Согласен. Вместе с тем она производит впечатление женщины с сильным характером. — Инспектор порылся в бумагах. — Насколько я понял, сэр Артур был не таким уж отходчивым, как следует из ее слов.
— Да, сэр, — неуверенно подтвердил сержант.
— Слабо верится, что он быстро успокаивался и всех прощал, — продолжал Хардинг.
— Быстро успокаивался? Ну что вы, сэр! Не хочется дурно говорить о покойнике, но сэр Артур был тяжелым человеком. Можно сказать, образцом неуживчивости.
Дверь открылась; Фэй вошла и встала, глядя на Хардинга. В черном платье она выглядела хрупкой, жалкой. Под глазами темнели большие круги, губы казались бескровными.
— Леди Биллингтон-Смит? — спросил Хардинг. — Прошу вас, проходите, присаживайтесь.
Говорил он приветливо, что было неожиданностью для женщины, знакомой только с методами суперинтенданта Лаптона.
— Благодарю, — негромко ответила Фэй и села в кресло, которое перед этим занимала миссис Твининг. — Насколько я понимаю... вы хотите допросить меня. Я... давала вчера показания суперинтенданту. Не знаю... чем еще могу быть полезна.
— Простите, леди Биллингтон-Смит, но, боюсь, у меня и в самом деле найдется к вам несколько вопросов, в том числе и не очень приятных, — сказал Хардинг. — Постарайтесь ответить с полной откровенностью. Поверьте, я не стал бы прибегать к этому без необходимости.
Фэй снова взглянула на него с удивлением и признательностью.
— Да, конечно. Вполне понимаю.
Инспектор сел.
— Первым делом хотелось бы узнать, леди Биллингтон-Смит, все ли было безоблачно в ваших отношениях с мужем в день его смерти.
Этот лобовой вопрос ошеломил ее.
— Что вы имеете в виду? — промямлила она.
— Я ни на что не намекаю, — заметил Хардинг. — Только хочу, чтобы вы ответили правдиво.
— Мой муж... мой муж был неуживчивым, — с трудом произнесла Фэй. — Разногласия у нас случались, но отношения оставались хорошими.
— Насколько я понял, он был чрезмерно вспыльчив? И ссорились вы довольно часто?
— Я... я не сварлива, инспектор. Муж, когда приходил в раздражение, повышал голос. А ссор у нас не было.
— То есть ваш муж имел склонность бранить вас, когда его что-то раздражало?
— Да. Но это пустяк. Он никогда не злился всерьез, не обижался надолго.
— Утром первого июля, то есть вчера, между вами произошла какая-нибудь сцена?
— Муж очень рассердился на Джеффри — это его сын. Не на меня.
— Иногда, леди Биллингтон-Смит, человек в гневе способен срывать зло на совершенно неповинных. Именно это и произошло?
Фэй замялась.
— Видите ли, он очень рассердился, — повторила она.
— До такой степени, что расстроил вас?
— Нет... то есть отчасти! Это правда, вчера утром я слегка расстроилась. Была не совсем здорова, устала за субботу и воскресенье. У мужа... была манера разговаривать очень резко. Приходя в малейшее раздражение, он повышал голос, и... у меня разболелась голова. Вот и все.
— Полагаю, причиной этого раздражения явилась помолвка сына с мисс де Сильва?
— Да, — ответила Фэй. — Он ужасно рассердился на Джеффри, и я довольно-таки необдуманно попыталась его урезонить.
— Понимаю. Вы опасались серьезной ссоры между вашим пасынком и генералом?
— Нет-нет! — торопливо ответила Фэй. — Я знала, что Джеффри ни за что не станет с ним ссориться, он, видите ли, очень боялся отца. Но опасалась, как бы Артур... мой муж не выгнал его из дому. Он был... в некоторых отношениях... очень жестким.
Хардинг взял свой карандаш, тщательно оглядел его кончик.
— Простите меня, леди Биллингтон-Смит, если мой вопрос вам неприятен, но было ли это единственной причиной сцены, которая разыгралась между вами и сэром Артуром? Не было ли с вашей стороны некоторой ревности?
— Ревности? — тупо переспросила она.
Инспектор поднял взгляд.
— Вас не сердило — или не оскорбляло — чрезмерное внимание, которое сэр Артур уделял одной вашей гостье?
Фэй покраснела.
— Нет. Не сердило и не оскорбляло. Ревности я не испытывала ни малейшей. У мужа была... любезная, игривая манера общаться с женщинами, но это ничего не означало. Подобная мысль даже не приходила мне в голову. Причиной ее... сцены... был только Джеффри.
— В таком случае вопросов на эту тему у меня больше нет. В котором часу вы спустились на первый этаж вчера утром?
— Я не спускалась, пока муж не позвал меня, но из спальни вышла еще до этого и разговаривала наверху со старшей горничной.
— Стало быть, вы не знаете, что произошло между сэром Артуром и его сыном?
— Нет.
— В котором часу он позвал вас?
— Должно быть, без нескольких минут двенадцать. Он только что вошел вместе... вместе с миссис Холлидей и хотел, чтобы я распорядилась срезать для нее несколько роз.
— Миссис Холлидей присутствовала при разговоре?
— Только в самом начале; она тут же пошла наверх снять шляпу. Затем мой муж отправился к себе в кабинет. Сказал, чтобы его не беспокоили. Видите ли, было первое число месяца, в этот день он всегда платил по счетам и расплачивался с прислугой. Да, вспомнила, тогда было без десяти двенадцать, он обратил мое внимание на это, сказав, что уже и так потеряно много времени. Я пошла...
