— Прошу прощения, Артур? — спокойно спросила она.
— О женитьбе поговорим, когда у него молоко на губах обсохнет, — ответил генерал, направляясь к Камилле.
— Преподобный отец и миссис Чадли, — объявил с порога Финч.
Вошли приходский священник с супругой.
Преподобный Хилари был уже почти старик — сутулый, с добродушным выражением аскетического лица. Этот приход он получил всего четыре года назад. Лучшую часть жизни он провел, трудясь в самых отвратительных трущобах, какие только можно представить, и лишь когда его здоровье наконец сдало, согласился жить в сельской местности. Для роли сельского священника Чадли не особенно годился, так как не одобрял охоту и не любил проводить время в компании. Генерал утверждал, что у этого размазни не все дома. Священник говорил с печалью, но убежденно, что сэр Артур живет в грехе. Если бы не советы весьма осторожного епископа и не доводы жены, мистер Чадли ни за что не посещал бы дом генерала. Он не признавал развода. Это, разумеется, создавало несколько напряженную атмосферу в тех редких случаях, когда он по долгу пастыря посещал Грейндж. Однажды Чадли попытался заставить сэра Артура осознать свой грех. Но успеха не добился, и они полгода не разговаривали. Будь на то его воля, священник больше никогда не заговорил бы с генералом, но своей воли у него не было. Как-то к нему на обед приехал епископ и побеседовал тактичнее и убедительнее, чем всегда. Преподобный Хилари, стареющий и усталый, понял, что ему не выстоять. Епископ, видимо, признавал развод и повторные браки, он напомнил, что сэр Артур не только один из самых влиятельных землевладельцев в округе, но и церковный староста. Выходило, что нельзя взывать к покаянию богачей, занимающих в церкви передние скамьи, делающих взносы на ремонт храма и играющих ведущие роли на собраниях прихожан.
Священник нехотя сдался и не реже трех раз в год ужинал с женой в Грейндже. К несчастью, один из этих ужинов пришелся на то время, когда в доме находилась мисс де Сильва. Генерала бесило, что преподобный Хилари, имевший наглость осуждать его нравственный облик, встретится с отвратительной девкой, которую Джеффри посмел привезти в дом. Лола даст этому мерзкому старику повод для нападок, а его супруге тему для болтовни на много недель.
Миссис Чадли, пожимая руку Фэй, объясняла, как они боялись слегка опоздать, потому что им вздумалось в сегодняшний вечер идти пешком от своего дома. Супруге священника, худощавой женщине с загорелым лицом и сильной проседью в волосах, позволяющей только гадать об их цвете в юности, было явно за пятьдесят. Добрые люди говорили, что она, видимо, когда-то была красавицей, но плохо сохранилась и не следит за своей внешностью. Миссис Хилари носила пенсне, пренебрегала пудрой и щипцами для завивки волос, обладала талантом покупать платья, сшитые по предпоследней моде. Ее подслеповатые глазки смотрели очень пристально, придавая лицу змеиное выражение, голос, очевидно, звучавший в девичестве детским дискантом, теперь стал просто визгливым.
И она, и ее муж отказались от коктейлей, но священник все же принял стаканчик хереса, заметив Дайне, что так и не привык к современному аперитиву. Потом перевел кроткий взгляд на беседующую с Френсисом Камиллу, чем вызвал у нее бессмысленный смешок. Священник слегка заморгал, что было вполне понятно, поскольку алые блестки на ее платье ослепительно сверкали, и подался к Дайне.
— Кажется, я не расслышал фамилию этой дамы, — сказал он извиняющимся тоном. — Слегка глуховат, знаете ли; жена моя говорит, это весьма досадный недостаток.
— По-моему, большинство людей, представляясь, бормочут под нос, — ответила Дайна. — Это миссис Холлидей.
— Вот как? — Священник поглядел на Камиллу с любопытством. — Я некогда знавал в Лондоне одного Холлидея. Однако непохоже, чтобы они состояли в родстве.
В коридоре пробили высокие стоячие часы. Генерал взглянул на свои наручные, словно сверяя их ход.
— Видишь, Хилари, мы все же не опоздали, — сказала с довольным видом миссис Чадли.
Дайна потихоньку подошла к Джеффри, угрюмо стоявшему за креслом миссис Твининг.
— Если не хочешь, чтобы Артур еще пуще рассвирепел, иди поторопи свою невесту.
Миссис Твининг обернулась. Ее холодные серые глаза весело блеснули.
— Вот именно! — негромко сказала она. — Рассвирепел!
Дайна покраснела.
— Я не хотела, чтобы вы услышали, миссис Твининг. Но ведь он вечно так нудит...
— Он всегда нудил, — ответила та. — Джеффри, дорогой, право же, я думаю, тебе стоит последовать совету Дайны. Кажется, общество уже устало ждать.
— Это бессмысленно, — ответил Джеффри. — Лола не любит, чтобы ее торопили.
Голос его, заполнивший внезапный перерыв в общем разговоре, привлек внимание миссис Чадли. Она тут же подошла, позвякивая золотыми цепочками на шее.
— О, да здесь Джеффри! — воскликнула она, протягивая руку. — А я вас и не заметила. Наверное, пора менять линзы в пенсне. Как поживаете? Кажется, мы уже не виделись целую вечность!
— Да, я был в городе, — сказал он, пожимая ее птичью лапку.
— Наверное, все пишете, — кивнула миссис Чадли. — Я недавно прочла ваше стихотворение в одном журнале. По-моему, очень хорошее, хоть, конечно, и непонятное для меня. В юности я тоже баловалась стихами — только вряд ли их взяли бы в печать. Мы писали друг другу в альбомы, но теперь это, кажется, совершенно вышло из моды.
Джеффри, писавший совершенно всерьез, хотя и от случая к случаю, стихи без рифмы и, как полагали непосвященные, без смысла, передернулся и пробормотал что-то неразборчивое.
— Вы должны рассказать мне о себе, — сказала миссис Чадли, повергнув его в ужас. — Наверняка видитесь в Лондоне со множеством интересных людей, весело проводите время с собратьями по перу.
Ее прервал голос генерала:
— Не знаю, долго ли твоя... невеста... намерена держать нас в ожидании, но хочу заметить, что уже десять минут девятого!
Последние слова он отчеканил особенно резко.
В глазах миссис Чадли блеснул интерес.
— Вот так так! Джеффри, значит, вы готовитесь к свадьбе? Представления не имела. И невеста ваша здесь? Стало быть, отмечается помолвка?
— Ничего подобного! — заявил сэр Артур, вынужденный назвать Лолу невестой, потому что не сумел выговорить ее гнусное иностранное имя.
Миссис Чадли, почуяв разлад, быстро взглянула на генерала и опять заговорила с Джеффри:
— Для меня это большой сюрприз. Полная неожиданность! Мне не терпится познакомиться с нею. Жаль девушку, ей придется войти сюда под столькими взглядами.
Дверь распахнулась, и после секундной паузы, достаточной, чтобы все поглядели в ее сторону, вплыла мисс де Сильва.
Нетрудно было догадаться, почему она опоздала. Ее черные кудри, днем спадавшие на шею, были завиты в густую массу, создающую вокруг лица ореол. Накрасилась она по парижской моде — мертвенно-бледная кожа, ярко-красные губы и очень черные ресницы. На ней было черное бархатное платье с бриллиантовой застежкой у горла. Совершенно простое, туго облегающее, с длинным шлейфом, обшитым красной лентой, и вырезом сзади до самой талии. На запястьях сверкали усеянные бриллиантами (миссис Чадли сильно подозревала, что искусственными) браслеты, в каждой руке она держала по вееру из окрашенных пурпуром петушиных перьев. Мисс де Сильва выглядела столь же неотразимо, сколь и неуместно, и генерал при ее появлении лишился дара речи.
