Глава II
Доминику сопроводили вниз и провели в уютную каюту, которую, как она предполагала, до сих пор занимал Дэнджерфилд, поспешно оттуда выселенный. Здесь ее и оставили одну, пока Дэнджерфилд провожал ее отца в другую каюту. Доминика осмотрела свои новые владения и не могла не одобрить их. Стены были отделаны темными дубовыми панелями, возле иллюминатора было устроено сиденье с подушкой, неподалеку располагался столик с резными гнутыми ножками, прекрасный сундук фландрской
[24]
работы, у стены стояли шкаф и удобная кровать.
В дверь осторожно постучали. Девушка пригласила войти, и в каюту просунул голову невысокий человек с длинным носом и воинственно закрученными усами. Донья Доминика молча смотрела на него. Серые глаза посетителя просительно улыбнулись.
— Позвольте внести ваши вещи, сеньора, — произнес гость на отличном испанском языке. — Тут еще ваша камеристка, леди.
— Мария! — радостно вскрикнула Доминика. Дверь открылась пошире и пропустила в каюту пухлое создание, которое подлетело к ней, плача и смеясь одновременно.
— Сеньорита! Они не причинили вам вреда? — Мария упала на колени, поглаживая и целуя руки Доминики.
— Где же ты была все это время? — спросила Доминика.
— Они заперли меня в каюте, сеньорита! Это сделал Мигуэль де Вассо! Он получил по заслугам, когда его стукнули по голове! Но как же вы?
— Со мной все в порядке, — ответила Доминика. — Но что с нами будет дальше, я не знаю. Похоже, все в этом мире перевернулось с ног на голову.
Обладатель лихих усов тоже вошел в каюту, и девушки увидели, что это худощавый человек, одетый в скромный костюм из коричневой бумазеи.
— Не бойтесь, сеньора, — ободряюще промолвил он. — Вы находитесь на борту «Рискующего», а здесь не воюют с женщинами. Слово англичанина!
— Кто вы? — спросила Доминика.
— Я, — произнес тощий человек, выпячивая грудь, — я не кто иной, сеньора, как личный слуга сэра Николаса Боваллета, Джошуа Диммок, к вашим услугам. Эй, вы, там! Заносите багаж!
Эти слова были обращены к кому-то в коридоре. Спустя мгновение оттуда появились двое парней, нагруженные узлами, и тяжело опустили их на пол. Они медлили уходить, глазея на даму, но Джошуа махнул им рукой.
— Давайте, давайте, убирайтесь, олухи! — Он вытолкал их из каюты и закрыл за ними дверь. — Прошу вас, благородная леди, сейчас я все устрою.
Он оглядел, приставив палец к носу, кипу вещей, затем подскочил к шкафу и распахнул дверцы. Веселым взорам Доминики и Марии открылись пожитки Дэнджерфилда. Джошуа ринулся в шкаф и вынырнул оттуда с охапкой камзолов и штанов. Все это было выброшено за дверь каюты.
— Эй, кто-нибудь! Подберите эти тряпки! — скомандовал он. Две женщины услыхали, как в ответ на этот зов послушно раздались торопливые шаги. Джошуа вновь повернулся к шкафу и выгреб все его содержимое, без разбора выбрасывая в коридор все сапоги и башмаки, которые стояли внизу. Отступив на шаг и с гордостью полюбовавшись пустотой, он обернулся к сундуку, открыл крышку, прищелкнул от нетерпения языком и, казалось, с головой нырнул внутрь.
Доминика сидела на подушках, молча наблюдая за действиями Диммока. Мария стояла на коленях возле нее, все еще сжимая в ладонях руку своей хозяйки. Служанка тихо рассмеялась. Тут в коридоре раздался громкий возмущенный голос.
— Кто это бросил тут все это? Негодяй! Диммок, Джошуа Диммок, чтоб тебя чума забрала! Лучшие венецианские штаны Ричарда Дэнджерфилда валяются в пыли! А ну, выходи, тощий негодяй!
Джошуа вынырнул из сундука с охапкой рубашек и нижнего белья. Грубая рука нетерпеливо распахнула дверь, в каюту попытался войти слуга, но на пороге его встретил Джошуа, который сунул тому в руки кипу белья и вытолкал за дверь.
— Убери это! Убери все это, дурень! Теперь каюта принадлежит благородной леди. И по приказу генерала, запомни! Потише, потише, пустая ты голова! Венецианские штаны! А мне-то что за дело? И я действую по приказу, заметь, пожалуйста! Подбери лучше вон тот манжет, и сапоги, и чулки! Сейчас дам еще рубашки. Постой! — Он вернулся в каюту, развел руками и выразительно пожал плечами. — Не беспокойтесь, сеньора. Это безнадежный болван. Человек Дэнджерфилда. Сейчас мы все разложим по местам.
— Мне не хотелось выселять Дэнджерфилда из его жилища, — сказала Доминика. — Неужели для меня не найдется другой каюты?
— Моя благородная леди! Не думайте об этом ни минуты! — воскликнул шокированный Джошуа. — Дэнджерфилд, подумаешь! Конечно, он настоящий джентльмен, но пока еще ребенок! Вы только посмотрите на его вещи! Ох уж мне эти молодые люди! Все одинаковы! Клянусь, у него тут целая лавка этих рубашек. Да у самого сэра Николаса столько нет! — Он выкинул остатки гардероба юного Дэнджерфилда из каюты и быстро захлопнул дверь перед носом его протестующего слуги.
Доминика наблюдала за тем, как ее багаж размещали в каюте.
— Полагаю, вы — достойный человек, — произнесла она с легкой иронией.
— Это в самом деле так, сеньора. Ведь я — слуга сэра Николаса. Меня слушаются. Мне верят. Вот что значит быть лакеем великого человека, сеньора, — самодовольно ответил Джошуа.
— Ах, вот как, значит, по-вашему, сэр Николас — великий человек?
— Не знающий себе равных, леди, — убежденно проговорил Джошуа. — Я служу у него вот уже пятнадцать лет и не видел никого, кто бы мог с ним сравниться. А ведь меня немало носило по свету, заметьте! Да, уж мы-то повеселились, и тут, и там. Конечно, я допускаю, что сэр Фрэнсис Дрейк
[25]
— весьма достойный человек, но кое-чего ему недостает, и вот тут-то мы его и обходим. Его происхождение, например, никак не может равняться с нашим. Никак! Рейли?
[26]
Ф-ф-ф! Ему не хватает нашей сообразительности, и мы только знай себе посмеиваемся в кулачок, глядя на него. Говард?
[27]
Я его и в расчет не беру! О нем даже сказать нечего, судите сами. Может быть, этот щеголь, Лестер?
[28]
Ба! Вот уж пустышка! Мы, и только мы одни никогда не знали поражения ни в чем, что бы мы ни предпринимали. А почему, спросите вы? Очень просто, сеньора: мы «не отступаем»! Сама Ее Величество королева
[29]
сказала это своими августейшими губками. «Клянусь смертью Господней! — сказала она — а это ее любимая клятва, заметьте! — Клянусь смертью Господней, сэр Николас, вам бы надо было взять своим девизом слова „Не отступать!“ И у нее были основания так говорить, прекрасная сеньора! Мы бросаем нашу перчатку всем, кто бы это ни был. И пусть будет, что должно быть! Вот как поступает Боваллет!
