Поэтому Катя смотрела на хозяйку. На нее успокаивающе
действовал мягкий Машин голос, и плавность ее движений, и даже то, какими
ровными ломтями ложился сыр из-под ножа, приводило Катю в себя. Подумав о сыре,
она тут же вспомнила про столовую, в которой его нарезали толстыми, как
подошва, кусками, а вслед за столовой в голове всплыла мысль о документах и
удостоверении для проходной.
– Сумка! – сглотнув, сказала она, прервав Машу на
полуслове. – О господи. Этого еще не хватало!
– Что с сумкой? – хором спросили Маша и Сергей.
– Я ее потеряла. Оборонила в парке.
– Когда?
– Не знаю… наверное, час назад. Может быть, больше.
– Что вы делали в парке? – Бабкин решил, что
девочка пришла в себя и теперь можно поинтересоваться, что случилось.
– Я убегала. Там были подростки. Гнались за мной.
Упала. Выронила сумку.
– В какой части парка? – спросил Сергей, слегка
огорошенный ее словами. „Я-то думал, ее муж из дома выгнал. А за ней, значит,
кто-то гнался. Если не врет, конечно“.
– Там… недалеко от входа. Скамейка. Дальше деревья.
Между ними. – Катя вспомнила, как приглядывались преследователи к ее
следам. – Следы. Много следов.
„Ой, как нехорошо ты рассказываешь-то, голубушка, –
мысленно вздохнул Сергей, по опыту оперативной работы знавший, какими короткими
рублеными фразами начинают изясняться некоторые жертвы или свидетели
преступлений. – Разговорить бы тебя как следует, чтобы ты
сложноподчиненные предложения вспомнила. Ладно, пусть Машка этим занимается“.
– Маш, я в парк, – сказал он, поднимаясь. –
Поищу сумку.
– Вы что! – Катя дернулась и вскочила так резко,
что Антуанетта свалилась с ее коленей и возмущенно тявкнула. – Там они! Их
шестеро! А может быть, и больше. Они же будут меня искать, а встретятся…
– А встретятся со мной, – кивнул Сергей и недобро
ухмыльнулся.
Пружинистыми шагами прошел в прихожую, и оттуда раздалось
негромкое ворчание в адрес Маши, которая опять что-то куда-то не туда засунула.
– Перчатки в выдвижном ящике, – спокойно сказала
жена, затягивая в хвост пышные рыжие волосы и сразу становясь на пять лет
моложе. – Телефон не забудь. Никого не убивай, пожалуйста.
Она прислушалась к повороту ключа в замке, неторопливо
разлила чай по чашкам, подняла на Катю серьезные серые глаза и сказала:
– Рассказывай. Что случилось?
Артур стоял возле окна, напряженно глядя вниз.
– Не придет она, успокойся ты! – лениво сказала
Седа, запахивая халат.
Диана Арутюновна покачала головой и хотела сделать дочери
замечание, но сын опередил ее.
– Как не придет? – хмуро бросил Артур, не оборачиваясь. –
Куда она денется? Я ей муж, ты не забыла?
Тихий смех Седы заставил его покраснеть и вцепиться в
холодный подоконник.
– Муж, муж, – пробормотала она. – И куда же
твоя красавица от мужа ночью ускакала, а? Думаешь, плачет где-нибудь в
подъезде? Размечтался! У жеребца какого-нибудь давно в стойле стоит!
– Не смей! – Артур обернулся, и сестра отвела
взгляд. – Сказал – вернется, значит, вернется.
Диана Арутюновна тяжело вздохнула: „Видит бог, хорошие дети,
славные, любая мать такими гордилась бы. Чуть бы повзрослее были оба! Ох,
тяжело…“
– Придет она, – веско проговорила заявила она, и
Артур с Седой посмотрели на мать.
По просящему взгляду сына Диана Арутюновна поняла, что сам
он вовсе не уверен в том, что Катя вернется, и ее охватила ярость на невестку,
посмевшую причинить боль ее дорогому мальчику.
– Ты видела, как она удирала? – спросила Седа
презрительно. – Как собачонка перепуганная!
– Вернется, – непоколебимым голосом повторила
мать. – Поверьте мне, дети, я людей знаю. Она на крючке. Скажите мне, рыба
сама крючок может вынуть, а? Если он глубоко сидит? Вот именно. Ложитесь спать.
И ты, Артур, не стой у окна, иди. Спокойной ночи, мальчик мой.
Она ласково погладила сына по голове, с ненавистью подумала
о Катерине: „Нет, не вытащить ей крючка, или я ничего в людях не понимаю!“
Диана Арутюровна Ашотян и в самом деле разбиралась в людях.
Она только не просчитала, что, кроме рыбака, крючок из рыбы может вытащить
кто-то другой.
– Значит, твой Артур занял деньги на операцию у
каких-то криминальных личностей, потом не смог отдать долг, и из-за этого вы
удрали в Москву, – повторила Маша, нахмурившись.
– Да.
– И ты бросила институт, наврала матери, подругам и
стала работать здесь, в Москве, чтобы их обеспечивать. А твой муж и его мать с
сестрой боятся выходить из дома, потому что у мафии длинные руки. В смысле их
могут найти и убить.
– Да.
– А вечером ты нашла русалку, пропавшую из квартиры
твоего соседа, которого убили не так давно. Ее, очевидно, украл и спрятал твой
Артур.
Катя не стала повторять „да“ и просто кивнула. В изложении
Маши все звучало как-то… неправильно.
– Оставим пока в стороне русалку и убийство, –
медленно проговорила Маша. – Но что за дикий винегрет у тебя в голове?
Катя, милая, что ты делаешь со своей жизнью?
Катя недоуменно посмотрела на нее.
– Маша, как же вы не понимаете! Я обязана Артуру! До
конца жизни!
– Ах, вот оно что! Понятно, понятно…
Маша встала, подошла к окну, из которого был виден краешек
дома, откуда сбежала Катя.
– Второй раз с этим сталкиваюсь, – сказала она
себе под нос. – Просто удивительно, до чего способно оно довести людей.
– С чем? С чем вы сталкиваетесь, Маша? И что способно
довести?
Маша обернулась к ней, тряхнула рыжими волосами.
– С ложно понятым чувством долга. Второй раз за последний
год я сталкиваюсь с тем, что ложно понятое чувство долга обрекает людей на
совершение таких поступков, которые можно расценить только как медленное
уничтожение своей жизни.
– Почему же „ложно понятое“? Разве вы не думаете, что я
и в самом деле многое должна этой семье?
– Нет, конечно. Ты ничего им не должна.
– Почему?
– Потому что ты не можешь нести ответственность за
поступки других людей. Если только ты сама не попросила их совершить такой
поступок. Чем бы ни были продиктованы их действия – заботой о тебе, собственным
эгоизмом или чем-то другим, – их выбор был сделан ими самими. Ты просила
своего жениха занять денег на твою операцию?
– Что вы… и в мыслях не было.
– Вот видишь. Это было его собственное решение, за
которое он сам и должен нести ответственность. Он обратился к людям, к которым
нельзя было приходить. Но самое плохое не в этом, а в том, что в результате он
подставил и тебя, и свою семью. Неужели твой муж не знал, что не сможет отдать
деньги вовремя?
