– Что насчет Найджела Парриша?
– Неужели он и впрямь провожал собаку на ферму только по доброте душевной, словно маленький бойскаут? Вам не кажется, что вся эта история из пальца высосана?
– Малость есть. Но можете ли вы себе представить, как Парриш марает свои ручки в крови Уильяма, не говоря уж о том, чтобы отрубить ему голову?
– По правде говоря, он бы сам в обморок хлопнулся.
И они дружно рассмеялись, впервые обретя взаимопонимание. И тут же смолкли, смущенно отводя глаза и гадая: неужели они становятся друзьями?
Линли принял решение навестить психиатрическую клинику Барнстингема. Без помощи Роберты расследование топталось на месте: только она знала личность убийцы, а может быть, и мотив преступления. Вероятно, в ее руках был и ключ к разгадке тайны исчезновения Джиллиан. Линли заранее обо всем договорился по телефону. Теперь его машина остановилась на покрытой гравием дорожке у входа в больницу. Обернувшись к Барбаре, он раскрыл свой золотой портсигар:
– Закурим?
– Спасибо, нет, сэр.
Он кивнул, окинул взглядом высившееся перед ними внушительное здание.
– Может, подождете в машине, сержант? – предложил он, поднося к сигарете серебряную зажигалку.
Барбара внимательно следила за всеми движениями своего наставника.
– С какой стати?
Он небрежно пожал плечами:
– Видик у вас еще тот. Я подумал, надо вам передохнуть.
«Видик еще тот». Жаргон выпускника частной школы. Барбара отметила, что порой он прибегает к нему, словно к маскировке. В последние дни вроде бы этого не было. Откуда вдруг вновь взялась эта интонация?
– Если уж мы перешли к комплиментам, инспектор, вы тоже, похоже, с ног валитесь. В чем все-таки дело?
Линли пристально посмотрел на себя в зеркало. Сигарета свисает с губ, глаза прищурены от дыма. Не то Сэм Спейд, не то Алджернон Монкрифф.
– Пожалуй, вы правы, сержант, – вздохнул он и всерьез занялся своей наружностью. Расправил галстук, пригладил волосы, стряхнул невидимую пылинку с пиджака. Барбара спокойно ждала. Наконец Линли обернулся к ней. Он вновь стал самим собой.
– Вчера вас что-то расстроило там, на ферме, – заговорил Линли напрямую. – Боюсь, здесь нас ждет нечто худшее, чем все, что нам довелось увидеть.
Барбара на миг оцепенела, но, пересилив себя, распахнула дверь автомобиля.
– Я справлюсь, сэр, – решительно заявила она, выбираясь на морозный осенний воздух.
– Мы держим ее под замком, – сообщил доктор Сэмюэльс, провожая Линли и Барбару по длинному коридору больницы.
Барбара плелась позади. К счастью, Барнстингемская клиника совсем не походила на «сумасшедший дом», как он представлялся Барбаре. Оно даже не слишком походило на больницу, это здание в стиле английского барокко. Через парадный вход они прошли в холл высотой в два этажа. По обеим сторонам вдоль стен поднимались стройные пилястры. «Свет и воздух» – таков был лозунг декораторов. Стены были приятного персикового оттенка, лепнина – белая, толстый ковер цветом напоминал ржавчину, и хотя портреты голландской школы были темными и мрачноватыми, казалось, что изображенные на этих портретах лица приносят извинения за свою угрюмость.
Барбара почувствовала облегчение. В первый момент, когда Линли предложил навестить Роберту, отправиться в клинику, ее охватила паника. Ожили давние, глубоко запрятанные страхи. Линли, конечно же, это заметил. Черт бы его побрал. Ничто не ускользнет от его внимания.
Войдя в здание, Барбара почувствовала себя спокойнее. Это приятное ощущение усилилось, когда из большого центрального холла они перешли в длинный коридор. Здесь их окружали жизнеутверждающие пейзажи Констебля, вазы со свежими букетами, негромкие голоса. Откуда-то издали доносилась музыка и пение.
– Это наш хор, – пояснил доктор Сэмюэльс. – Сюда, проходите, пожалуйста.
Даже доктор Сэмюэльс действовал на нее успокоительно. Если бы они встретились за пределами этого учреждения, Барбаре и в голову бы не пришло, что перед ней психиатр. Услышишь слово «психиатр», и сразу представляешь себе кого-то, похожего на Фрейда: викторианская бородка, сигара во рту, чересчур проницательные глаза. Сэмюэльс, напротив, выглядел как человек, предпочитающий скакать верхом или гонять на велосипеде по окрестным болотам, а не возиться со смятенными душами. Хорошо сложенный, чисто выбритый, с ловкими движениями. Барбара догадывалась, что больше всего доктора раздражают люди, чей интеллект не соответствует его собственному. Наверное, и на теннисном корте равных ему мало.
Она уже вполне освоилась в больнице, но тут Сэмюэльс отворил узкую дверь, скрытую прежде раздвижной панелью, и провел их в дальнее крыло здания. Эта охраняемая часть клиники и выглядела, и пахла в соответствии с худшими ожиданиями Барбары. Темный ковер практичного коричневого цвета. Стены выглядят как спекшийся на солнце песок, никаких украшений, однообразие прерывается лишь узкими дверьми с окошечками на уровне глаз. Воздух пропитан специфическим запахом лекарств и дезинфекции. Странное, приглушенное завывание доносится неизвестно откуда. Это ветер или что-нибудь еще?
Вот оно, сказала она себе. Вот где держат психов, вот где держат девушку, отрубившую голову своему отцу. А ведь это не единственный способ убить отца, верно, Барб?
– Она ничего не добавила к своему первоначальному заявлению, – сказал доктор Сэмюэльс Линли. – Она не в ступоре. Она просто сказала то, что хотела сказать. – Он бросил взгляд на открытую страницу медицинской карты. – «Я это сделала. И я рада». В тот самый день, когда было найдено тело. С тех пор она молчит.
– А каков диагноз? Ее осматривал врач?
Доктор Сэмюэльс сердито поджал губы. Вторжение полицейских он рассматривал как личное оскорбление и не собирался выдавать им информацию сверх крайне необходимой.
– Ее осматривал врач, – ответил он. – Это не каталепсия и не шок. Она может говорить. Она просто не хочет.
Линли ничем не обнаружил, что резкий тон врача задел его. Он привык к подобному отношению, к стараниям показать, что полиция – не союзник, а противник, с которым нежелательно иметь дело. Замедлив шаг, Линли сообщил врачу о припасах, найденных в комнате Роберты. Ему удалось привлечь внимание собеседника: доктор, помолчав, заговорил вдумчиво, но не без некоторого раздражения:
– Не знаю, что сказать вам, инспектор. Возможно, вы правы: еда могла стать для нее навязчивой идеей. Или стимулом, или нервной реакцией. Источником наслаждения или какого-то рода компенсацией. Пока Роберта нам хоть что-нибудь не объяснит, мы можем выдвигать любые версии.
Линли предпочел сменить тему:
– Почему вы забрали ее из полиции? Кажется, это не совсем соответствует обычной процедуре?
– Вполне соответствует. Ответственное лицо подписало бумаги, – возразил Сэмюэльс. – Это частная клиника.
