– Я пошел к Хелен.
– Снова? – вкрадчиво спросил Линли.
он вскинул голову:
– На что, черт подери, вы намекаете?
– Полагаю, это достаточно очевидно. Она обеспечила вам парочку довольно надежных алиби, не так ли? Сначала прошлой ночью, а теперь и сегодня вечером.
Дэвис-Джонс посмотрел на него, не веря своим ушам, потом рассмеялся:
– Боже мой, это просто невероятно. Вы считаете Хелен дурой? Вы думаете, что она настолько наивна, чтобы позволить мужчине проделать с ней подобное? И не один раз, а дважды? В течение одних суток? Что же она, по-вашему, за женщина?
– Я прекрасно знаю, что Хелен за женщина, – ответил Линли. – Абсолютно беззащитная перед мужчиной, который заявляет, что находится во власти некоей слабости, которую может излечить толькоона. Ведь вы это разыграли, да? Прямо в ее постели. Если я приведу ее сюда, то, без сомнения, обнаружу, что этим вечером в ее комнате имела место еще одна вариация этой деликатной темы.
– Клянусь Богом, вам это невыносимо, да? Вас настолько ослепила ревность, что вы перестали что-либо различать… как только узнали, что я с ней спал. Придерживайтесь фактов, инспектор. Не искажайте их, чтобы что-нибудь на меня навесить только потому, что вы чертовски боитесь честно помериться со мной силами, не злоупотребляя служебным положением.
Линли резко повернулся, но Макаскин и Хейверс сразу же вскочили.
Это привело его в чувство.
– Уберите его отсюда, – сказал он.
Барбара Хейверс ждала, пока Макаскин лично выведет Дэвис-Джонса из комнаты. И лишь убедившись, что они остались только втроем, бросила долгий умоляющий взгляд в сторону Сент-Джеймса. Он подсел к ней за стол, где Линли, нацепив очки, просматривал записи Барбары. Со всеми этими стаканами и тарелками с остатками еды, с переполненными пепельницами и разбросанными повсюду блокнотами, комната приобрела очень обжитой вид. В воздухе так и веяло чем-то очень вредным…
– Сэр.
Линли поднял голову, и Барбара с болью увидела, что выглядит он ужасно – измотанным, пропущенным сквозь пресс собственной выдумки.
– Давайте посмотрим, что у нас есть, – предложила она.
Глаза Линли, поверх очков, переместились с Барбары на Сент-Джеймса.
– У нас есть запертая дверь, – рассудительно ответил он. – У нас есть Франческа Джеррард, запершая ее единственным имеющимся в запасе ключом, помимо еще одного, в самой комнате, на туалетном столике. У нас есть мужчина в соседней комнате, у которого была возможность войти. Теперь мы ищем мотив.
«Нет!» – мысленно откликнулась Барбара. Но голос ее был очень ровным и сдержанным.
– Согласитесь, это чистое совпадение, что комнаты Хелен и Джой смежные. Об этом он не мог знать заранее.
– Разве? Человек, который сам во всеуслышание заявил, что интересуется архитектурой? Мало ли старых домов со смежными комнатами. Не надо обладать университетским образованием, чтобы предположить, что две такие будут и здесь. Или что Джой, после того как она специально попросила комнату рядом с Хелен, дадут одну из них. Полагаю, что больше никто не звонил Франческе Джеррард с просьбами такого рода.
Барбара отказывалась сдаваться.
– Между прочим, Франческа сама могла убить Джой, сэр. Она была в ее комнате. Она это признает. Или могла дать ключ своему брату, чтобы избавить себя от грязной работы.
– А вы упорно хотите приплести лорда Стинхерста, ведь так?
– Нет, не так.
– Ладно, извольте, продолжим обсуждать Стихерста… Что вы скажете насчет Гоувана? Зачем Стихерсту было его убивать?
– Я не настаиваю, что это был Стинхерст, сэр, – сказала Барбара, пытаясь преодолеть свой вспыльчивый нрав и жуткое желание немедленно назвать мотив Стинхерста, раньше того момента, когда Линли будет просто вынужден принять его. – Раз уж на то пошло, это могла сделать Айрин Синклер. Или Сайдем, или Эллакорт, поскольку они полночи провели порознь. Или Джереми Винни. До этого Джой была в его комнате. Об этом нам сказала Элизабет. Суда по тому, что нам известно, он имел виды на Джой и получил решительный отказ. Он мог пойти в ее комнату и убить ее – в приступе гнева.
– И как же он закрыл дверь, когда уходил?
– Не знаю. Возможно, он вылез через окно.
– В метель, Хейверс? Вы притягиваете факты даже больше, чем я. – Линли положил ее записи на стол, снял очки и потер глаза.
– Я вижу, что у Дэвис-Джонса доступ был, инспектор. И что у него была возможность. Но пьеса Джой Синклер давала ему шанс заново начать карьеру, верно? И он не мог точно знать, что постановка не состоится – только потому, что Стинхерст отказал ей в своей поддержке. Ее мог с таким же успехом профинансировать кто-то другой. Поэтому мне кажется, что он – единственный человек из присутствующих здесь, у кого был весомый мотив оставить эту женщину в живых.
– Нет, – вдруг подал голос Сент-Джеймс. – Есть еще один, не так ли, если говорить о шансах в карьере? Ее сестра Айрин.
– А я уже заждалась, думаю, когда же вы наконец доберетесь до меня.
Айрин Синклер отступила от двери и, подойдя к кровати, села, устало ссутулившись. Час был поздний, и она успела переодеться в ночную одежду, очень уж, как и она сама, строгую. Шлепанцы без каблука, темно-синий фланелевый халат, в вырезе которого вздымался и опадал от ее размеренного дыхания высокий ворот белой ночной рубашки. Однако было в ее одежде нечто до странности безликое. Да, она была добротной, но до крайности уныло-приличной. Словно бы для того, чтобы саму жизнь держать в загоне. Линли попытался представить, как она разгуливает по дому в старых джинсах и драной трикотажной футболке.
Нет, такое почти невероятно.
Ее сходство с сестрой было поразительным. Несмотря на то что Линли видел Джой только на посмертных фотографиях, он сразу узнал в Айрин те же черты, черты, на которые не влияла разница в пять или шесть лет: чуть выступающие скулы, широкий лоб, слегка упрямый подбородок. Он предположил, что ей немного за сорок, великолепная фигура, предел мечтаний любой женщины и объект вожделения большинства мужчин. Лицо Медеи
[27]
, черные волосы, в которых начала пробиваться седина, красиво струились, откинутые назад на левую сторону. Любая другая женщина, хоть немного не уверенная в себе, давным-давно покрасила бы их. Интересно, она никогда об этом не подумывала? Линли молча ее рассматривал, решительно не понимая, зачем Роберту Гэбриэлу понадобилось ходить на сторону…
– Вероятно, вам уже доложили, инспектор, что у моей сестры и моего мужа в прошлом году был роман, – начала она очень спокойным, ровным тоном. – В этом нет особого секрета. Поэтому я не оплакиваю ее смерть, как следовало бы и как, в конце концов, видимо, будет. Видите ли… когда вашу жизнь разбили два родных и любимых человека, трудно простить и забыть. Понимаете, Роберт был не нужен Джой. А мне нужен. Но она все равно забрала его. Мне до сих пор больно об этом думать, даже сейчас.
