Барбара понимала, что прежде всего – она сотрудник Нью-Скотленд-Ярда. Если сейчас она не отступит от предписанных правил, как судебных, так и уставных, то очень может быть, что при первой же вакансии она получит должность инспектора. В конце концов, она всего лишь в прошлом месяце сдавала экзамен – она могла поклясться чем угодно, что на этот раз сдала его, – а за последние четыре курса в учебном центре она получила наивысшие баллы. Поэтому самое время надеяться на продвижение, ну если сложатся соответствующие обстоятельства… и надо очень грамотно разыграть теперешнюю партию.
Но существовал Томас Линли, и это все усложняло. Последние пятнадцать месяцев она почти все время работала с Линли, поэтому в полной мере успела оценить те качества, которые помогли ему стать великолепным профессионалом, этому человеку всего за пять лет удалось преодолеть путь от констебля до инспектора-детектива. Он обладал острым умом и интуицией, чутким сердцем и чувством юмора, его любили коллеги и очень ценил сам суперинтендант Уэбберли. Барбара понимала, насколько ей повезло – быть напарницей Линли, и он, безусловно, заслуживал ее абсолютной верности. Он мирился с ее настроениями, стоически выслушивал ее несвязные речи, даже когда она позволяла себе злобно атаковать его самого. И все равно с ним можно мыслить свободно, открыто высказывать свое мнение, не соглашаться. Он не был похож ни на одного из знакомых ей полицейских, и она многим была ему обязана, и не только тем, что пятнадцать месяцев назад она снова попала из патрульной службы в Департамент уголовного розыска.
Поэтому сейчас ей надо было решить, что важнее преданность Линли или продвижение по служебной лестнице. Закавыка была в том, что этим утром, во время своей малоприятной прогулки по лесу, она случайно наткнулась на одну вещь, которая напрямую была связана со всей этой головоломной историей. И ей надо было прийти к какому-то выводу. Вывод, впрочем, делодесятое… Главное – понять, что все это значит.
Чистый морозный воздух обжигал. Барбара чувствовала, как пощипывает в носу и горле, как слезятся глаза. Тем не менее она смело сделала шесть глубоких вдохов и, прищурившись от бриллиантового блеска залитого солнцем снега, побрела по замороженной площадке, потоптавшись на каменных стулене вошла в большой холл Уэстербрэ.
Было почти восемь утра. В доме слышалось движение, шаги в верхнем коридоре и позвякивание ключей в замках наверху. Запах бекона и густой аромат кофе придавали этому утру уютную обыденность – словно события прошедших тридцати двух часов были всего лишь частью затянувшегося ночного кошмара, – а из гостиной доносилось бормотание чьих-то приятных голосов. Войдя туда, Барбара обнаружила Хелен и Сент-Джеймса, которые сидели в мягком круге солнечного света и пили кофе.
Они были одни. Вот Сент-Джеймс покачал головой и, протянув руку, на мгновение положил ладонь на плечо леди Хелен. Это был жест бесконечной нежности, понимания, молчаливых уз дружбы, которая делала каждого из них настолько сильнее и выносливее.
Увидев их, Барбара с изумлением почувствовала, что сомнения ее мигом улетучились. Действительно, какой может быть выбор между Линли и ее карьерой! Без него у нее и не будет настоящей карьеры. Она пересекла комнату и подошла к ним.
Судя по их виду, оба они тоже провели беспокойную ночь. Морщины на лице Сент-Джеймса обозначились сильнее обычного, а тонкая кожа леди Хелен выглядела нежной, как лепестки гардении, которые вянет при малейшем прикосновении. Когда Сен Джеймс автоматически начал подниматься, чтоб поздороваться, Барбара взмахом руки отмела светские условности.
– Не могли бы выйти со мной на улицу? – спросила она их. – Я кое-что нашла в лесу, вам, по-моему стоит на это взглянуть. – На лице Сент-Джеймса отразилась тревога – он боялся идти по сугробам и Барбара поспешно добавила: – Часть пути надо идти по кирпичной дорожке. И в самом лесу я, кажется протоптала хорошую тропинку. Это всего лишь шестьдесят ярдов в глубь леса.
– Что это? – спросила леди Хелен.
– Могила, – ответила Барбара.
Лес доходил до южной части дорожки, опоясывающей большой дом. Он был совсем не типичным для болотистых почв Шотландии. Здесь вперемежку с соснами росли дубы, буки, ореховые деревья и платаны. Узкая тропка вела между ними, отмеченная маленькими кружочками желтой краски на стволах деревьев.
В лесу стояла та неземная тишина, которая нисходит на мир вместе с плотной пеленой снега, укутавшей каждую веточку и каждый клочок земли. Не было ни дуновения ветерка, и лишь на мгновение этот покой был нарушен грубым ревом автомобильного мотора, да тихонько плескалась вода в озере, ярдах в двадцати ниже по склону слева. Поход оказался нелегким, хотя сержант Хейверс и в самом деле протоптала нечто вроде тропки. Но снег был глубоким, а земля неровной: не лучшее место для человека, которому трудно было передвигаться даже по ровной и сухой поверхности.
На эту прогулку вместо четырех минут им понадобилось пятнадцать, и, несмотря на заботливо поддерживающую руку леди Хелен, лоб Сент-Джеймса покрылся потом. Он совершенно уже изнемогал, когда Хейверс наконец свернула с главной дорожки на маленькое ответвление, которое мягко поднималось через рощицу к небольшому холмику. Летом из-за густой листвы с основной дорожки, вероятно, не были бы видны ни холмик, ни тропка. Но зимой гортензии, которые в другое время были бы усыпаны гроздьями розовых и голубых цветов, и раскидистый зеленый орешник стояли голые, являя всем взглядам печальный приют на вершине холмика. Это была площадка в двадцать пять квадратных футов, обнесенная железной оградой. Под белым снегом не было видно, что ограда уже давно заржавела.
Первой заговорила леди Хелен:
– Почему эта могила здесь? Тут поблизости есть церковь?
Хейверс указала в направлении главной дорожки, уходившей на юг.
– Там стоит запертая часовня, а немного дальше – фамильный склеп. И старый причал на берегу озера, как раз под ним. Похоже, что они отправляют своих покойников в лодках.
– Как викинги? – рассеянно спросил Сент-Джеймс. – Что у нас здесь, Барбара?
Он открыл калитку, взвизгнувшую несмазанными петлями. На снегу уже была одна цепочка следов.
– Это я смотрела, – объяснила Барбара. – Я уже сходила к семейной часовне. А на обратном пути вдруг увидела это и поднялась посмотреть. Интересно, что скажете вы.
Хейверс осталась ждать у калитки, а Сент-Джеймс и леди Хелен пробрались по снегу к единственному надгробию, которое поднималось из него, как одинокое серое предзнаменование, поцарапанное тяжело придавившей его голой веткой вяза. Камень был не таким уж старым, не из тех, которые давным-давно в беспорядке свалены практически на всех кладбищах. И, однако, он был явно заброшенным, потому что черные остатки лишайника разъели скудную резьбу, и Сент-Джеймс предположил, что летом вся могила густо зарастает сорняками. Тем не менее надпись на камне еще можно было разобрать, она лишь частично пострадала от смены времен года и небрежения.
ДЖЕФФРИ РИНТУЛ,
