Мальчик чуть приподнял руку и тут же уронил ее. Он не мог принять верное решение, как два дня назад не мог правильно выбрать свитер для футбольного матча.
– Я… я не знаю. Не могу сказать. Я не все цвета различаю.
– Нет! – Джиле Бирн вскочил на ноги. – Прекратите, черт бы вас побрал!
Линли тоже поднялся, посмотрел на юношу сверху вниз, рассеянно наматывая галстуки на руку. Хотел бы он ощутить в себе сочетание ярости и ликования, то мрачное удовлетворение, которое порой приходит к полицейскому, отомстившему за жертву, схватившему преступника и знающему, что вскоре тот предстанет перед судом, – хотел бы, но не мог, ибо то, что произошло в последние несколько дней, не смоет никакое правосудие, никакая месть.
– Ты знал… когда ты убивал его, ты знал, что Мэттью Уотли – твой брат? – хрипло выговорил он.
Из кабинета директора сержант Хейверс позвонила в полицию Хоршэма и Слоу.
Звонила она больше из любезности: официально информация будет передана в эти отделения, когда с задержанных будет снят допрос и подготовлен рапорт.
Сент-Джеймс и Локвуд остались в зале заседаний вместе с Брайаном, а Линли отправился на поиски его отца – Джилс Бирн выбежал из комнаты, как только прозвучал последний вопрос, не дожидаясь ответа сына, не в силах более глядеть в его лицо, отражавшее чудовищную гамму переживаний: смятение, забрезжившее понимание, ужас.
Брайан почти сразу же осознал истину, словно вопрос Линли отворил в глубине его души дверцу, за которой таились надежно спрятанные мучительные воспоминания. Он заговорил в растерянности:
– Так это Эдди. Эдди. И моя мать. В ту ночь в кабинете… Они были там…– Потом он вскрикнул: – Я не знал! – И уронил голову на стол, пряча лицо в сгибе неловко подвернутой руки.
И полилась исповедь, отрывистая, прерываемая слезами. Линли почти все угадал. Главным героем истории был Чаз Квилтер. Брайан предложил отвезти его в Стоук-Поджес вечером с субботы на воскресенье, и Чаз был так подавлен и угнетен, что даже не заметил прикрытое одеялом тело в дальнем конце микроавтобуса. Чазу нужно было повидать Сесилию, он думал только об этом и потому охотно согласился, когда Брайан пообещал подождать его в машине у дома Стридеров; Чаз понятия не имел, что Брайан тем временем выбросил тело Мэттью на кладбище у церкви Сент-Джилс.
Слушая рассказ Брайана, Линли подумал, что это убийство, задуманное якобы во имя дружбы, на самом деле представляло собой изощренный шантаж – только расплачиваться Чазу пришлось бы пожизненной любовью и верностью.
Чаз узнал об исчезновении Мэттью Уотли в воскресенье, вместе со всеми учениками, но, когда он услышал, что тело было найдено в Стоук-Под-жесе, он сразу же догадался, кто убийца и каким мотивом он руководствовался. Если б Брайан выбрал другое место, чтобы избавиться от трупа, Чаз сразу же выдал бы его в руки правосудия. Но Брайан был слишком хитер, он не оставил Чазу возможности облегчить свою совесть, он подстроил все обстоятельства таким образом, что любая попытка Чаза заговорить или даже намекнуть на истинного преступника подставляла его самого. Исключение из школы привело бы к разлуке с Сесилией в тот самый момент, когда она особенно нуждалась в нем. Старший префект никак не мог выпутаться из этой ситуации, не мог избавиться от истерзавших его угрызений совести. Вот почему он предпочел покончить с собой.
Линли взглядом попросил Сент-Джеймса оставаться с мальчиком и вышел из комнаты. В конце темного коридора дверь в вестибюль оставалась распахнутой, а по ту сторону вестибюля Линли различил слабое мерцание света на каменном полу. Кто-то находился в часовне,
Джилс Бирн сидел у мемориальной доски, установленной им в память Эдварда Хсу. Он не шелохнулся, словно и не слышал шагов Линли, замерев в напряженной неподвижности.
Линли сел рядом с ним, и Бирн спросил:
– Что теперь будет?
– За ним пришлют машину из полицейского участка в Хоршэме. За ним и за Кливом Причар-дом. Школа находится в юрисдикции Хоршэма.
– А потом?
– Потом – следствие и суд.
– Хорошо вы устроились. Для вас дело закончено, верно? Упаковано, словно пачка бумаги в конверт. Вы можете уехать, довольные собой, вы открыли истину. А нам что прикажете делать?
Линли готов был защищать себя, опровергнуть обвинение в равнодушии, но он слишком устал, слишком был измучен, чтобы вступать в спор с этим человеком.
– Она сделала все это нарочно, – проговорил Бирн. – Моя жена вовсе не любила Эдварда Хсу.
Я вообще не уверен, что Памела в жизни кого-нибудь любила. Ей требовалось поклонение, обожание. Она хотела видеть, как на лице мужчины отражается желание. А более всего она хотела досадить мне. Так ведь оно обычно и бывает, когда брак распадается, верно? – В полутьме церкви лица Бирна было почти не разглядеть, оно приобрело сходство с черепом; глубокие тени легли под глазами и ниже линии скул. – Как вы догадались, что матерью Мэттью была моя жена?
– Ваш рассказ о рождении Мэттью в Эксетере казался неправдоподобным. Вы утверждали, будто незнакомы с его матерью, однако процедура усыновления не может происходить так, как вы описывали: только вы, поверенный и приемные родители. Оставалось всего две возможности: либо и мать присутствовала, либо она оставила младенца на вас – потому что, не будучи его биологическим отцом, вы являлись его отцом в глазах закона. Бирн кивнул:
– Она использовала Эдди, чтобы отомстить мне. Когда в нашей жизни появился Эдди, наш брак уже разваливался. У нас с ней так мало общего. Меня привлекла ее юность и красота, ее живость. Тогда она переживала неудавшийся роман, моя преданность льстила ей. Однако брак на этом не построишь, не так ли? Довольно быстро все это начало рушиться. К тому времени, как родился Брайан – ребенка мы завели с целью спасти наши отношения, – у нас уже все было кончено. По крайней мере, я уже осознал тщетность любых усилий. Она – пустая женщина, ничего за душой. Я ей так и сказал.
Линли призадумался, в какой форме Джилс Бирн счел уместным поведать жене о своем в ней разочаровании. Уж конечно, он не пощадил ее чувства, не пытался уберечь ее гордость. Бирн тут же с готовностью подтвердил это:
– Она не могла ответить словом на слово, но она знала, как я люблю Эдварда Хсу. Через него она и нанесла мне удар, инспектор. С точки зрения Памелы, соблазнив Эдварда, она убивала сразу двух зайцев: она причиняла боль мне и притом доказывала самой себе, что еще не утратила привлекательность. Эдвард служил для нее просто орудием. Она набросилась на него прямо в моем кабинете, прекрасно зная, что там я непременно наткнусь на них. Так оно и случилось.
– Брайан начал что-то говорить о кабинете. Бирн провел ладонью по глазам и вновь уронил руку. Замедленные движения выдавали его возраст, как и проступившие на лице морщины.
– Ему тогда еще и пяти не сровнялось. Я застал их, Эдди и Памелу, в своем кабинете. Разразился чудовищный скандал. И тут явился Брайан. – Казалось, Бирн всецело поглощен игрой света на задумчивом лице ангела, осенявшего крылами алтарь. – Так и вижу, как он стоит в проеме, рука на дверной ручке, под мышкой какая-то плюшевая игрушка, – стоит и с любопытством наблюдает всю эту сцену: мать раздета догола и даже не пытается прикрыться, отец в ярости обзывает ее грошовой шлюхой, она в ответ обвиняет его, будто он сам мечтал уложить Эдварда в постель, а Эдвард прячется в подушках дивана, пытается скрыться от всех – и плачет. Боже, как он плакал!
