Они послушно закивали, подтверждая слова Уэджа. Уэдж продолжал:
– Никто же не думает, что такое и вправду может случиться.
– Но Мэттью пропал еще в пятницу. Можно было предположить, что с ним что-то стряслось. Значит, это не было для вас полной неожиданностью.
Арленс принялся грызть ноготь указательного пальца.
– Он собирался на выходные к Гарри Моранту, сэр, вместе с мальчиками из «Калхас-хауса», приятелями Гарри. Мы думали, Мэтт отправился вместе с ними в Котсуолдс. Он получил отпуск на выходные. Все знали, что…– Тут Арленс оборвал свою речь, словно и без того сказал слишком много, уронил голову и вновь всецело сосредоточился на обкусанном ногте.
– О чем все знали? – попробовал уточнить Линли.
Уэдж вновь взял инициативу на себя, проявив необычное для его лет терпение:
– Все знали, что Гарри Морант пригласил пятерых ребят на выходные. Гарри всем хвастался насчет этого– мол, родители устраивают ему праздник и приглашены только самые-самые. Гарри, он такой, – проницательно добавил Уэдж:, – любит поважничать.
Линли оглянулся на Смит-Эндрюса– тот все еще постукивал карандашом по каблуку ботинка, и лицо его становилось все мрачнее.
– Все остальные мальчики, отправившиеся на уик-энд, живут в «Калхасе»? Как получилось, что Мэттью сблизился с ними?
Мальчики промолчали, но их молчание не могло скрыть простого и очевидного ответа на этот вопрос, который был у каждого у них на уме и который они так не хотели выдавать. Линли припомнил разговор с родителями Мэттью, их настойчивые утверждения, будто сын вполне справлялся со своей ролью в Бредгар Чэмберс.
– Мэттью было хорошо здесь? Он был доволен жизнью? – Услышав этот вопрос, Смит-Эндрюс внезапно перестал постукивать карандашом.
– Кому тут хорошо? – возразил он. – Мы учимся тут, потому что родители отправили нас сюда. Так же было и с Мэттью.
– И все же он чем-то отличался? – настаивал Линли. Мальчики вновь промолчали, но на этот раз детектив заметил быстрый обмен взглядами между Арленсом и Смит-Эндрюсом. – Взять хотя бы картинки, которые он повесил у себя.
– Он был славным парнем! – повторил Уэдж, будто протестуя.
– Но он ведь почему-то сбежал из школы?
– Держался в стороне, – признал Арленс.
– Он чем-то отличался от вас? – не уступал Линли.
Мальчики не отвечали, но и их упорное молчание само по себе служило подтверждением – Мэттью Уотли отличался от них, и Линли понимал, что это отличие отнюдь не ограничивалось своеобразным выбором настенных украшений: он происходил из иной среды, он по-другому провел свое детство, не так выговаривал слова, он предпочитал иные ценности и выбирал себе не таких друзей. Этот мальчик не вписывался в обстановку Бредгар Чэмберс, и его соученики прекрасно это сознавали.
Теперь он обращался к Арленсу:
– Что значит– держался в стороне?
– Ну, просто… не признавал наши традиции.
– Какие традиции?
– Что принято делать. Ну, вы знаете. Всякие вещи. Как это бывает в школе.
– Какие вещи?
Уэдж вновь счел себя обязанным вмешаться. Нахмурившись, он перебил Арленса:
– Разные глупости, сэр. Например, каждый должен забраться на колокольню и вырезать там свое имя. Считается, будто колокольня всегда заперта, но на самом деле замок давно сломали, и все ученики – кроме девочек, конечно, – залезают туда и вырезают свое имя на стене. А если кто курит, так еще надо выкурить там сигарету.
– А еще надо искать магические грибы, – добавил Арленс с улыбкой, словно Уэдж подал ему пример.
– В школе принимают наркотики?
Арленс пожал плечами, вероятно уже сожалея о вырвавшемся у него признании. Линли принял этот жест за отрицание и переспросил:
– Так что это за магические грибы? И снова ответил Уэдж:
– Это просто забава, сэр. Ночью выходишь с фонариком, обмотав голову одеялом, и собираешь волшебные грибы. Их никто в рот не берет. Точно, никому и в голову не придет есть их. Мы держим их при себе, вот и все. Но Мэттью в этом никогда не участвовал.
– Он считал себя выше этого?
– Да нет, ему было это неинтересно, и точка.
– Если его что и интересовало, так модели поездов, – вставил Арленс. Мальчики дружно закатили глаза – по их понятиям, конструировать модели паровозов в тринадцать лет отдавало затянувшимся детством.
– И уроки делал, – добавил Уэдж. – Это он воспринимал всерьез– задания, зубрежку.
– И поезда! – подхватил Арленс.
– Вы знакомы с его родителями? – задал очередной вопрос Линли.
Шарканье ног, поспешное изменение позы само по себе могло послужить ответом.
– Вы видели их в родительский день? Смит-Эндрюс заговорил, не отрывая взгляда от своих ботинок:
– Мать Мэтта прежде работала в пабе. Они живут в пригороде Лондона, его отец вырезает надгробья. Мэттью даже и не думал скрывать это, как сделал бы любой другой на его месте. Ему было все равно. Ему вроде как даже хотелось, чтобы все знали про него правду.
Прислушиваясь к этим словам, наблюдая за реакцией мальчиков, Линли подумал, что школа вовсе не изменилась, да и общество в целом, пожалуй, тоже. В наш просвещенный демократический век все твердят об отмене классовых барьеров, но чего стоят эти декларации в стране, где на протяжении многих поколений о человеке судили по его акценту, по происхождению, по древности его богатства, по его клубу и кругу общения? Как могли родители Мэттью послать мальчика в школу, подобную Бредгар Чэмберс, почему они польстились на эту стипендию?
– Мэттью начал писать письмо женщине по имени Джин. Вы не знаете, кто это? Он был у нее на ужине.
Мальчики дружно покачали головой. Вероятно, они и впрямь ничего об этом не знали. Линли достал из кармана часы и задал последний вопрос:
– Родители Мэттью уверены, что он не мог сбежать из школы. А вы как считаете?
Смит-Эндрюс ответил за всех. Он хохотнул – странный то был смех, то ли визг, то ли рыдание – и сердито сказал:
– Да мы бы все унесли отсюда ноги, если б нам отваги хватило и было куда бежать.
– А Мэттью было куда бежать?
– Выходит, было.
– Быть может, ему только казалось, будто он нашел убежище. Выть может, он думал, что, убежав из школы, он окажется в безопасности, а на самом деле этот путь привел его к гибели. Мэттью связали, его пытали, то, в чем он видел свое спасение, на самом деле оказалось…
Послышался глухой стук– Арленс, лишившись чувств, соскользнул с кровати и растянулся на полу.