– Он так сказал? – Эмилия провела рукой по краю деревянного стола, с силой вжимая в него кончики пальцев, так что кожа под ногтями мертвенно побледнела.
– «Произошла катастрофа»– так он выразился, – добавил Линли.
– Нет, это не так. Сначала все шло хорошо… Она отвернулась к окну. Облака успели затянуть небо, сияние весеннего дня померкло, свет сделался серым. По ту сторону тропинки круглое окно часовни казалось тусклым, тысячи осколков, составлявших витражи, уже не переливались всевозможными оттенками.
– Катастрофа произошла в самом конце, – продолжала Эмилия. – А любовь – нет, это было не так уж плохо. Во всяком случае, на мой взгляд.
– Значит, фотографии вы нашли уже после этого, – высказал предположение Линли.
– Вы очень догадливы. Вам всегда удаются ваши смелые гипотезы или вы сознательно идете на риск? – Ответа она дожидаться не стала. – Я давно уже мечтала о Джоне. Готова признаться, я – как это называется? – бегала за ним. Я не пользуюсь особым успехом у мужчин. Они относятся ко мне как к сестренке, похлопают по плечу и идут своей дорогой. С Джоном у нас все было по-другому. Уж я-то надеялась, что будет по-другому.
– Да, он тоже об этом говорил
– В самом деле? Ну что ж, вот вам вся правда. Мы очень сблизились за последний год. Мы стали друзьями… нет, это было больше, чем дружба. Вы можете представить подобные отношения между мужчиной и женщиной? Вы понимаете, о чем я говорю?
– Да.
Эмилия с интересом глянула на него, словно этот односложный ответ пробудил в ней женское любопытство.
– Может, и понимаете. Однако мне было недостаточно обрести в Джоне собеседника, родственную душу. Я, знаете ли, сделана из плоти и крови. Я хотела Джона, и в ту пятницу вечером я наконец заманила его в постель. Мы занимались любовью. Да, сначала все получалось довольно неуклюже. Я подумала было, что виной всему моя неопытность. Прошло уже несколько лет, с тех пор как я…– Она сосредоточила внимание на каком-то пятне, испачкавшем рукав мантии. – Но мы преодолели неловкость, так мне казалось. Я получила то, чего желала, – тепло, близость. Это мгновение как будто открыло нам вечность. Потом мы сидели в его кабинете, я надела халат Джона, мы болтали, он посмеивался надо мной, как глупо я выгляжу в его халате. Я подошла к книжным полкам. Мне было так легко, свободно, я впервые могла делать все, что в голову взбредет. Я еще пошутила– дескать, хорошо, что он оставил свой ум в кабинете, прежде чем пошел в спальню, ну, и так далее, я поддразнивала его, потому что мы были вместе и теперь я могла шутить с ним. Я вытащила одну из книг – просто так, – он сказал: «Не трогай эту, Эм», но было уже слишком поздно. Я раскрыла книгу. Он вырвал листы из середины– так делают мальчишки, чтобы спрятать что-нибудь гадкое – и засунул внутрь фотографии. Вот эти самые. – Слабым взмахом руки она указала на них.
– Вы забрали их из кабинета?
– Не сразу. Я чересчур глупа. Сперва я подумала, будто кто-то подсунул эти фотографии Джону, чтобы его скомпрометировать, добиться его увольнения. Я сказала что-то вроде: «Господи, Джон, кто мог принести это сюда?» – и тут я поняла, что фотографии принадлежат ему. Я догадалась по его лицу. Он не мог ничего отрицать. А эти фотографии… Вы же сами видите, они сплошь покрыты отпечатками пальцев, словно кто-то то и дело просматривал их, внимательно разглядывал… словно он…– Эмилия запнулась, опустила взгляд, с трудом проглотила слюну. – Словно он гладил их, дорожил ими, представлял себе, что все так и происходит на самом деле.
– Джон пытался как-то объяснить, зачем они ему понадобились?
– Он сказал что-то насчет романа, который собирался написать. Дескать, по сюжету мальчик попадает в руки торговцев порнографией и они губят его жизнь, разрушают его семью. Он сказал, что это будет роман, основанный на реальном материале.
– Но вы ему не поверили?
– Чуть было не поверила. Он и раньше говорил о романе, и даже если б я не слышала об этом раньше, я все равно постаралась бы поверить. Я так хотела поверить ему! Я не могла смириться с этими фотографиями, с тем, что они говорили о Джоне.
– О его сексуальной ориентации?
– Не только. – Лицо ее исказилось от горя. – Он сам неплохо фотографирует. Пейзажи. Хорошие портреты. Он не вешает свои работы на стену, потому что недостаточно ценит их, но на самом деле они почти профессиональны. Очень хороши. Для него это просто хобби. Но с той пятницы я все время думаю… я не могу поверить, что он… – Эмилия гневно утерла глаза рукавом.
Линли догадался, над какой страшной и мучительной мыслью бьется она.
– Вы боялись, что он сам сделал эти фотографии, – закончил он, прекрасно понимая, что и сам не может в это поверить. – Об этом вы думали?
– Нет. Это невозможно. Все и так достаточно скверно. В это я не поверю.
– Потому что если он сам сделал эти фотографии, из этого следует…
– Он не фотографировал Мэттью. У него нет таких снимков. – Эмилия снова вытащила тряпку, которой прежде отряхивала одежду, и вытерла ею лицо. Она забыла, что тряпка испачкана в йодистом аммонии. Лицо покрылось желтыми пятнами, похожими на кожную сыпь.
– Что было дальше, после того, как вы с Джоном поговорили об этих фотографиях?
Конец истории Эмилия рассказала, почти не запинаясь. Она вернулась в свою комнату в «Галатее» вскоре после полуночи, оставив фотографии в кабинете Джона, и всю ночь думала о том, какую опасность эти снимки представляют для его карьеры, и на следующий вечер она вернулась за ними и стала настаивать, чтобы фотографии были уничтожены.
– И он отдал их вам без борьбы? – спросил Линли.
– Он был так измучен стыдом, неужели вы не понимаете! Я обещала сжечь их, сказала, что так будет лучше, и он согласился.
– Сколько времени вы провели у него в этот раз?
– Минут десять, а то и меньше.
– Который был час?
– Ранний вечер. Часов семь. Точно не помню.
Почему же, забрав фотографии ранним вечером, она отнесла их в кучу мусора лишь под утро следующего дня?
– Я выжидала, чтобы не попасться никому на глаза, – последовал вполне логичный ответ.
– Но зачем вы пошли к мусорной куче? – вмешалась сержант Хейверс. – Разве нельзя было выбросить их куда-нибудь?
– Сперва я так и хотела сделать, – призналась Эмилия, – но я подумала: если я выброшу снимки, их найдут в мусоре. Даже порванные на мелкие кусочки, эти обрывки могут пробудить в ком-нибудь любопытство. Я решила сжечь фотографии, но я не могла сделать это в «Галатее», поскольку Коуфри Питт мог застать меня врасплох, кто-нибудь из девочек мог заглянуть. Вот я и выбрала мусорную кучу.
– А почему вы не остались там до конца, не убедились, что они сгорели?
– Я услышала, как подъезжает машина. Скорее всего, это был микроавтобус. Я боялась, что Фрэнк Ортен заметит меня и явится с расспросами, что я тут сжигаю. Я быстро сунула их в кучу мусора, подожгла и убежала.
