Он нажал на кнопку домофона и стал ждать, созерцая небо, по цвету напоминавшее десятипен-совую монету, и размышляя, скоро ли прекратится дождь и означает ли дождь в Лондоне снег в Ланкашире. Он позвонил вторично и услыхал из домофона ее голос, искаженный разрядами статического электричества.
— Ты дома, — сказал он.
— Томми, — произнесла она и впустила его. Она встретила его в дверях. Без косметики, с
зачесанными назад волосами, стянутыми остроумной комбинацией атласной и эластичной лент, она напоминала подростка.
— Утром жутко поругалась с папой, — сообщила она, когда он ее поцеловал. — Собиралась встретиться с Сидни и Гортензией и пойти с ними на ленч. Сид открыла в Чисуике армянский ресторан и клянется, что он абсолютно небесный, если только возможно сочетание армянской кухни, Чисуика и небес, — но вчера приехал в город по делам папа, ночевал тут, а утром мы с ним поскандалили.
Линли снял пальто. Она наслаждалась редкой роскошью дневного камина. На кофейном столике перед огнем он увидел утренние газеты, две чашки с блюдцами и остатки завтрака, состоявшего, по-видимому, из переваренных и недоеденных яиц и обугленного тоста.
— Я и не знал, что вы с отцом не ладите, — заметил он. — Это что-то новое? Я был уверен, что ты его любимица.
— Вообще-то у нас все нормально, и он меня любит, по крайней мере говорит, что любит, — ответила она. — Так что нехорошо с его стороны предъявлять мне такие претензии. «Пойми меня правильно, дорогая. Мы с матерью ни разу не упрекнули тебя, что ты пользуешься этой квартирой», — заявил он своим звучным голосом. Ты понимаешь, о чем я говорю.
— Да, его знаменитый баритон. И что же, он хочет выставить тебя из квартиры?
— «Твоя бабушка оставила ее для всей семьи, и, поскольку ты часть семьи, мы не можем обвинить тебя или себя в нарушении ее воли. Тем не менее, когда мы с твоей матерью раздумываем над тем, как ты проводишь время…» — и так далее и тому подобное, в чем он так преуспел. Терпеть не могу, когда он шантажирует меня этой квартирой.
— Что-то типа «Расскажи мне, дорогая Хелен, как ты бездарно проводишь свои дни»? — спросил Линли.
— Именно так. — Она подошла к кофейному столику и принялась собирать газеты и посуду. — И все произошло из-за того, что не было Каролины и некому было приготовить ему завтрак. Она уехала в Корнуолл — она определенно решила туда вернуться, и это не самая приятная новость этой недели, — а виноват в этом, честно говоря, Дентон. И еще потому, что Сибела стала образцом семейного счастья, и потому что Айрис счастлива как свинья в мармеладе со своим ковбоем, коровами и Монтаной. Но в основном из-за того, что яйцо было сварено не так, как ему хотелось, и хлеб подгорел по моей вине — ну, Господи, откуда мне знать, что от тостера нельзя отходить ни на минуту? — вот он и разозлился. Правда, по утрам он всегда колючий как еж.
Линли переварил всю эту информацию, насколько ему позволяла степень его осведомленности. Он не мог комментировать выбор, сделанный сестрами Хелен — Сибела вышла замуж за итальянского промышленника, а Айрис за владельца ранчо в Соединенных Штатах, — но чувствовал себя сведущим по крайней мере в одной сфере ее жизни. Несколько лет Каролина выполняла роль прислуги, компаньонки, экономки, повара, портнихи и вообще ангела-хранителя Хелен. Но она родилась в Корнуолле, выросла в Корнуолле, и он понимал, что в Лондоне она долго не выдержит.
— Неужели ты думала, что Каролина поселится у тебя навсегда, — заметил он. — Ведь вся ее семья в Фалмуте.
— Она бы не уехала, если бы Дентон каждый месяц не разбивал ей сердце. Не понимаю, почему ты ничего не можешь сделать со своим слугой. Он просто лишен всякой совести, когда дело доходит до женщин.
Линли проследовал за ней на кухню. Они поставили посуду на кухонный стол. Хелен подошла к холодильнику, извлекла оттуда коробку лимонного йогурта и открыла ее кончиком ложки.
— Я собирался пригласить тебя на ленч, — поспешно сообщил он.
— Правда? Спасибо, милый. Только я едва ли смогу. Боюсь, я слишком занята — попытаюсь решить, как изменить свою жизнь таким образом, чтобы это устраивало и папу, и меня. — Она села на корточки, снова порылась в холодильнике и достала на этот раз три коробочки с йогуртом. — Земляничный, банановый и еще один лимонный, — сказала она. — Что выбираешь?
— Вообще-то ничего. Всю дорогу я мечтал о копченой семге и телятине. И чтобы перед этим нам подали коктейль из шампанского, под блюда кларет, а потом бренди.
— Тогда банановый йогурт, — решила за него Хелен и вручила ему йогурт и ложку. — То, что тебе требуется. Хорошо освежает. Вот увидишь. А я приготовлю кофе.
Линли с брезгливой гримасой взглянул на йогурт:
— Разве можно это съесть и не почувствовать себя маленькой девочкой?
Он направился к круглому березовому столику со стеклянной крышкой, умещавшемуся в кухонном алькове. На нем лежала нераспечатанная, как минимум трехдневная почта и два модных журнала с загнутыми в интересных местах уголками. Он полистал их, пока Хелен насыпала кофейные зерна в кофемолку. Отмеченные в журналах места показались ему интригующими. Она разглядывала подвенечные платья и свадебные церемонии. Атлас или шелк, или лен или хлопок. Приемы и завтраки. Регистрационная контора или церковь.
Он поднял глаза и обнаружил, что она глядит на него. Она тут же отвернулась и стала возиться с кофемолкой. Но он зафиксировал секундное смущение в ее глазах — когда это Хелен вообще приходила в замешательство? — и подумал, насколько связан и связан ли вообще ее нынешний интерес к свадьбам с ним и насколько с отцовской критикой. Казалось, она прочла его мысли.
— Он всегда разглагольствует про Сибелу, — сказала она, — и злится при этом на меня. Мол, она и мать четверых детей, и жена, и гранд-дама Милана, меценатка, член правления оперы, глава музея современного искусства, председательница всех комитетов, которые только знало человечество. Да еще говорит по-итальянски, как будто родилась в Италии. Короче, ужас, а не старшая сестра. Могла бы все-таки иметь совесть и оказаться хоть в чем-то несчастной Или вышла бы замуж за какого-нибудь блудливого козла. Но нет, Карло ее обожает, носит на руках, называет своей хрупкой английской розой. — Хелен в сердцах задвинула стеклянный кувшин под носик кофемолки. — Сибела такая же хрупкая, как лошадь, и он это знает.
Она открыла шкаф и принялась выгружать из него ассортимент жестянок, банок и коробочек, а потом перенесла их на стол. Сырные бисквиты заняли место на тарелке вместе с клинышком сыра бри. Оливки и овощи в кисло-сладком маринаде отправились на менажницу. К ним она добавила несколько луковиц для коктейля. Напоследок вытащила кусок салями и разделочную доску.
— Ленч, — сказала она и села напротив него, когда кофе сварился.
— Эклектика вместо гастрономии, — заявил он. — Я все-таки предпочел бы копченую семгу с телятиной.
Леди Хелен отрезала немного бри и намазала на бисквит.
