— Хмммм. Ты теплый.
— Хелен, я пытаюсь мыслить дедукциями.
— И я мешаю?
— Как ты думаешь?
Она засмеялась, взяла халат, набросила на плечи и села рядом с ним. Наугад взяла какую-то стопку и стала листать.
— Я думала, ты вчера ночью уже нашел ответ. Сьюзен знала про свою беременность, ребенок был не его, она не надеялась убедить его в обратном, потому что у них прекратились всякие супружеские отношения, о чем сообщила ее сестра… Тебе и этого мало?
— Я хочу понять, почему она его убила. Сейчас мы знаем только, почему он пытался ее убить.
— Возможно, он хотел ее возвращения, а она не соглашалась.
— Едва ли он мог заставить ее силой.
— А если он решил заявить свои права на отцовство? Чтобы вынудить ее вернуться при помощи Мэгги?
— Генетический тест разрушил бы этот план.
— Тогда, возможно, Мэгги все-таки была его дочерью? И не исключено, что он был виноват в смерти Джозефа. Или же Сьюзен так считала, поэтому, обнаружив, что снова беременна, опасалась за жизнь будущего ребенка.
Линли шумно вздохнул и протянул руку за ежедневником Робина Сейджа. Хелен заметила, что, пока она спала, он шарил по квартире в поисках телефонного справочника, и теперь он лежал открытый возле кровати.
— Ладно. Ну-ка, посмотрим… — Она перелистала маленькую стопку бумаг, удивляясь, зачем кому-то понадобилось собирать эти жуткие листовки, которые всегда суют в руки прохожих на улицах. Сама она тут же выбрасывает их в ближайшую урну. Лучше бы вообще их не брать, но когда люди раздают их с такими серьезными лицами… А вот копить их незачем.
Она зевнула.
— Все это походит на обратную дорогу, отмеченную хлебными крошками, верно?
Он открыл последние страницы телефонного справочника и водил пальцем по странице.
— Шесть, — сказал он. — Слава богу, это не Смиты. — Он взглянул на свои карманные часы, лежавшие на столике, и откинул одеяло. «Странные вещи» разлетелись как мусор на ветру.
— Кажется, это Гензель и Гретель шли по следу из хлебных крошек. Или Красная Шапочка? — спросила Хелен.
Он рылся в своем чемодане, лежавшем на полу, и выбрасывал из него всю одежду. Дентон, увидев это, упал бы в обморок.
— О чем ты говоришь, Хелен?
— Эти бумажки. Будто след из хлебных крошек. Только вот он их не ронял, а подбирал.
Затянув пояс халата, Линли сел на кровати рядом с ней и снова принялся читать бумажки. Она читала вместе с ним: сначала о концерте в Сент-Мартин-ин-Филдс; затем об автомобильных дилерах в Ламбете; потом о собрании в Кэмден-Таун-холле; и, наконец, о парикмахерской на Клэфем-Хай-стрит.
— Он приехал поездом, — задумчиво сказал Линли и начал раскладывать вырезки. — Хелен, дай мне, пожалуйста, метросхему.
Со схемой в руке он продолжал сортировать вырезки и сложил их в таком порядке: сначала собрание в Кэмден-Таун-Холле, затем концерт, автодилерство на третьем месте и парикмахерская на четвертом.
— Первую листовку ему дали, по-видимому, возле Юстон-стейшн, — заметил он.
— Если же он поехал до Ламбета, то сел на Северную линию и сделал пересадку на Черинг-Кросс, — сказала Хелен. — Туда он направился во вторую очередь, на концерт. Но где же остается Клэфем-Хай-стрит?
— Возможно, он поехал туда в последнюю очередь, после Ламбета. В его еженедельнике что-то отмечено?
— Только фамилия Янапапулис.
— Янапапулис, — произнесла она со вздохом. — Греческая фамилия. — Она чуточку взгрустнула. — Испорчена вся неделя. Сейчас мы с тобой были бы там. На Корфу. Именно в эти минуты.
Он обнял ее и поцеловал в висок:
— Ничего страшного. Мы бы делали то же самое, чем займемся сейчас прямо здесь.
— Размышляя по поводу Клэфем-Хай-стрит? Сомневаюсь.
Он улыбнулся и положил очки на столик. Потом откинул назад ее волосы и поцеловал в шею.
— Не совсем, — пробормотал он. — Мы поговорим про Клэфем-Хай-стрит после маленькой паузы…
Так они и сделали. Часа через полтора.
Линли не возражал, чтобы Хелен приготовила кофе, но не хотел повторения вчерашнего ленча из ее припасов. Он взболтал шесть яиц, которые нашел в холодильнике, бросил туда кусочки мягкого сыра, очищенные от косточек маслины, а заодно и грибы. Открыл банку с грейпфрутами, выложил на тарелку, положил сверху вишни мараскино и принялся готовить тосты.
Хелен между тем занялась телефоном. К тому времени, как он приготовил завтрак, она изучила пять-шесть разделов, отыскивая фамилию «Янапапулис», составила список из четырех греческих ресторанов, куда еще не звонила, выслушала рецепт макового кекса, пропитанного узо — «Господи, да он пожароопасный», — пообещала передать своему «начальству» жалобу на нерасторопность полиции при расследовании кражи со взломом возле Ноттинг-Хилл-Гейт и защитила свою честь, парировав обвинения крикливой женщины, которая заподозрила, что она любовница ее блудливого мужа.
Линли накрывал на стол и наливал кофе, а Хелен сделала последний звонок и попросила передать трубку папе или маме. Ответ затянулся. Линли вычерпывал ложкой на свою тарелку апельсиновый мармелад, когда Хелен сказала:
— Мне жаль это слышать, миленький. А мама? Она здесь?… Неужели ты один дома? А почему не в школе?… А-а. Ну, конечно, кто-то ведь должен позаботиться о насморке у Линуса… У тебя есть «меггезон»? Он очень хорошо помогает, когда болит горло.
— Хелен, ради бога…
Она жестом остановила его.
— Где она?… Понятно. Ты можешь сказать ее имя, милый? — Линли увидел, как широко раскрылись ее глаза, а на губах заиграла улыбка. — Как мило! Замечательно, Филипп. Ты мне очень помог. Спасибо тебе большое… Да, милый, дай ему куриного супчика. — Она положила трубку и вышла из кухни.
— Хелен, завтрак на столе…
— Минуточку, дорогой.
Он заворчал и ткнул вилкой в яичницу. Что ж, неплохо. Конечно, тут нет тех приправ, которые добавил бы Дентон, но ведь его слуга настоящий гений по части стряпни.
— Вот. Смотри. — Хелен влетела на кухню в развевающемся пеньюаре, стуча каблучками — единственная из женщин, которых знал Линли, она носила дома шлепанцы на высоких каблуках с пушистым меховым помпоном, в тон ее ночному ансамблю, — и положила перед ним одну из рекламных листовок, которую они уже разглядывали.
— Что?
— «Пышные Волосы», — ответила она. — Клэфем-Хай-стрит. Боже, какие жуткие названия. Я всегда их ненавидела: «Экстаз», «Роскошная Грива». Кто только туда ходит?
Он намазал мармелад на клинышек тоста, а Хелен села к столу и зачерпнула ложкой три кусочка грейпфрута со словами:
— Томми, милый, ты в самом деле умеешь готовить. Надо подумать. Может, я и оставлю тебя при себе.
