Лаксфорд отвернулся. Нет, их с Фионой разговор не закончен. Он отправился следом за ней, готовясь к новому раунду словесного поединка. Услышал звук работающего телевизора, увидел мерцание светлых и темных теней на стене, Деннис замедлил шаги. Его решимость ослабела. Должно быть, она расстроена больше, чем он думал, сообразил Лаксфорд. Фиона включала телевизор только для того, чтобы снять нервное напряжение.
Он подошел к дверям — она сидела, подобрав под себя ноги, в углу дивана, к животу для удобства прижата подушка. При виде Фионы желание препираться почти пропало. И окончательно испарилось, когда она сказала, не повернув головы:
— Я не хочу, чтобы он уезжал. Не поступай с ним так, дорогой. Это неправильно.
По телевизору показывали вечерние новости. Лицо ведущего на экране сменилось каким-то сельским пейзажем.
— Желание держать его при себе естественно, Фи. Неестественно поддаваться импульсу, когда мальчику лучше встретиться с новыми впечатлениями.
— Он слишком мал для новых впечатлений.
— Он отлично справится.
— А если нет?
— Может, пусть все идет своим чередом?
— Я за него боюсь.
— На то ты и мать. — Лаксфорд подошел к дивану, забрал у Фионы подушку и сел рядом с женой. Поцеловал ее в пахнущие корицей губы. — Может, выступим в этом случае единым фронтом? Хотя бы временно, чтобы посмотреть, что из этого получится?
— Иногда мне кажется, что ты настроен вытравить из него все особенное.
— Особенное, если оно настоящее, нельзя вытравить.
Фиона повернула голову, Посмотрела на него.
— Ты в это веришь?
— Все, что во мне было особенного, никуда не делось, — сказал Лаксфорд, не беспокоясь о том, правда это или ложь, лишь бы побороть возникшую между ними отчужденность. — Особенное останется и в Лео. Если оно сильное и настоящее.
— Восьмилетних мальчиков не следует испытывать огнем.
— Характер можно испытывать. Стержень, если он крепок, не сломается.
— И поэтому ты хочешь отправить его в школу? — спросила Фиона. — Чтобы испытать на прочность его решимость быть тем, кто он есть?
Деннис посмотрел ей прямо в глаза и солгал без малейших угрызений совести:
— Именно поэтому.
Он пристроился поудобнее рядом с Фионой и переключил свое внимание на экран телевизора. Теперь там появилась корреспондентка с микрофоном, спокойная гладь воды позади нее казалась рекой, но девушка сказала:
—…канал Кеннета и Эйвона, где сегодня вечером было обнаружено тело неизвестной девочки в возрасте от шести до десяти лет. Труп обнаружили мистер и миссис Эстебан Маркедас, молодожены, плывшие из Рединга в Бат на катере. Хотя данный случай рассматривают как смерть при подозрительных обстоятельствах, следствие еще не пришло к выводу, классифицировать ли эту смерть как убийство, самоубийство или несчастный случай. Источники в полиции сообщают, что на месте происшествия работает местный отдел по расследованию убийств, и в настоящее время с помощью общенациональной полицейской базы данных пытаются установить личность ребенка. Всех, располагающих какой-либо информацией, просят звонить в отделение полиции в Амсфорде.
Корреспондентка закончила, продиктовав номер телефона, высветившийся внизу экрана, и назвав свою фамилию и телеканал, после чего повернулась к воде с серьезным выражением лица, которое, без сомнения, считала адекватным ситуации.
Фиона что-то ему говорила, но Лаксфорд не воспринимал ее слов. В ушах у него гремел мужской голос: «Я убью ее, Лаксфорд, если ты не опубликуешь признание», а за ним слышался голос Ив: «Я скорее умру, чем уступлю тебе», и в эту какофонию вплетался его собственный внутренний голос, повторявший услышанные в новостях факты.
Лаксфорд резко вскочил. Фиона окликнула его. Покачав головой, он постарался придумать какое-то объяснение. И не придумал ничего лучше, чем сказать:
— Черт, я совсем забыл напомнить Родни о завтрашнем совещании.
И отправился на поиски телефона как можно дальше от гостиной.
14
Сообщение о смерти на канале инспектор Томас Линли получил на следующий день в пять часов вечера, когда вернулся из Нью-Скотленд-Ярда после очередной беседы прокурором. К себе в кабинет он пришел, чтобы навести в нем какое-то подобие порядка. За время последнего расследования хаос тут достиг устрашающих размеров. Вдобавок к отчетам, заметкам, расшифровкам допросов, документации с места преступления и кипам газет, которые помогали Линли в расследовании этого дела, к нему для сортировки, раскладывания по папкам и отправки дальше по инстанции приволокли из чрезвычайного отдела, расформированного вскоре после ареста преступника, кучу сводок, графиков, расписаний, компьютерных распечаток, записей телефонных переговоров, подшивок и других бумаг. Линли работал над материалами почти все утро, прежде чем уехал на встречу с прокурором, и теперь был полон решимости разобраться с ними до конца рабочего дня.
Однако, подойдя к кабинету, он увидел, что кто-то решил помочь ему в расчистке сих авгиевых конюшен. Его помощница, сержант Барбара Хейверс, с сигаретой в зубах сидела по-турецки на полу среди сложенных в стопки папок и, щурясь от дыма, читала какой-то отчет, лежавший у нее на коленях. Не поднимая головы, она сказала:
— Как вы во всем этом ориентируетесь, сэр? Я тружусь целый час, но так и не постигла вашего принципа. Кстати, это моя первая сигарета. Мне нужно было как-то успокоить нервы. Поэтому введите меня в курс дела. Каков принцип? Стопка для хранения, стопка для отправки и стопка для помойки? Так?
— Пока это просто стопки, — ответил Линли, снимая и вешая на спинку стула пиджак. — Я думал, вас уже не будет. Разве у вас не сегодня посещение Гринфорда?
— Да, но когда доеду, тогда доеду. Спешки нет. Вы же знаете.
Он знал. Мать сержанта Хейверс уже полгода находилась в платном частном заведении, хозяйка которого ухаживала за престарелыми, немощными и — в случае с матерью Хейверс — повредившимися в уме. Хейверс навещала мать так часто, как позволял непредсказуемый график ее работы, но, по впечатлению Линли, сложившемуся у него на основании лаконичных реплик сержанта, никогда нельзя было зранее сказать, узнает ее мать или нет.
Барбара глубоко затянулась и из уважения к невысказанному желанию Линли затушила сигарету о бок металлической корзины для мусора, выбросила окурок в корзину. Разыскала среди разбросанных папок свою бесформенную холщовую сумку, выудила из нее мятый пакетик «Джуси фрут» и отправила в рот две пластинки.
— Ну, так что мы будем с этим делать?
— Молиться о пожаре, — ответил Линли.
Деликатное покашливание привлекло их внимание к дверям кабинета. Там стояло дивное видение в ярко-розовом двубортном костюме, из выреза которого пышной пеной выбивалось кремовое шелковое жабо со старинной камеей посередке. Секретарше их суперинтенданта не хватало только широкополой шляпы, чтобы сойти за представительницу королевской фамилии, разодетую для поездки в Аскот.
