Дом был пуст, все семейство низушков чуть свет отправилось
на работу. Цири притворялась, будто спит, но слышала, как Геральт и Йеннифэр
вышли. Она соскользнула с постели, быстро оделась, тихонько выбралась из
комнаты и следом за ними пошла в сад.
Геральт и Йеннифэр свернули на дамбу, разделяющую покрытые
белыми водяными лилиями и желтыми кувшинками пруды. Спрятавшись за разрушенной
стеной, Цири сквозь щель наблюдала за чародейкой и ведьмаком. Девочка думала,
что Лютик, известный поэт, стихи которого она читала не раз, еще спит. Она
ошибалась. Поэт не спал. И застал ее на месте преступления.
– Эй, – хихикнул он, неожиданно подходя. –
Разве хорошо подслушивать и подглядывать? Побольше деликатности, малышка.
Позволь им немного побыть одним.
Цири покраснела, но тут же сжала губы и гордо проговорила:
– Во-первых, я не малышка. А во-вторых, мне кажется, я
им не мешаю, а?
Лютик немного посерьезнел.
– Пожалуй, верно. Мне даже кажется, помогаешь.
– Я? Чем?
– Не прикидывайся. Вчера все было разыграно очень
хитро. Но меня не проведешь. Ты изобразила обморок. Да?
– Да, – отвела глаза Цири. – Госпожа Йеннифэр
сразу разгадала, а Геральт – нет…
– Они вдвоем отнесли тебя в дом. Их руки соприкасались.
Они сидели у твоей постели почти до утра, не произнеся ни слова. Только теперь
решились поговорить. Здесь, на дамбе, у прудов. А ты решила подслушать, о чем
они говорят… И подглядеть за ними через пролом в стене. Тебе до зарезу надо
знать, что они там делают?
– Они там ничего не делают. – Цири слегка
зарумянилась. – Беседуют, вот и все.
– А ты… – Лютик присел на траву под яблоней и
оперся спиной о ствол, предварительно убедившись, что там нет ни муравьев, ни
гусениц. – Тебе до смерти хочется знать, о чем беседуют, да?
– Да… Нет! А впрочем… Впрочем, я все равно ничего не
слышу. Слишком далеко.
– Если хочешь, – засмеялся бард, – я тебе
скажу.
– А ты-то откуда можешь знать?
– Ха-ха! Я, милая Цири, поэт. Поэты о таких вещах знают
все. Поверь, поэты о таком знают больше, чем сами собеседники. Если их можно
так назвать.
– Как же!
– Слово даю! Слово поэта.
– Да? Ну тогда… Тогда скажи, о чем они разговаривают?
Объясни, что все это значит!
– Взгляни еще раз в пролом и посмотри, что они делают.
– Хм-м-м… – Цири закусила верхнюю губу, потом
наклонилась к отверстию. – Госпожа Йеннифэр стоит у вербы… Обрывает
листики и даже не смотрит на Геральта… А Геральт, опустив голову, стоит рядом.
И что-то говорит. Нет, молчит. Ой, ну и рожица у него… Ну и странная же…
– Все по-детски просто. – Лютик отыскал в траве
яблоко, вытер о брюки и критически осмотрел. – Сейчас он просит простить
ему всякие глупые слова и поступки. Просит простить за нетерпение, за
недостаток веры и надежды, за упрямство, за ожесточение. За капризы и позы,
недостойные мужчины. Просит простить за то, что когда-то не понимал, за то, что
не хотел понять…
– Все это неправдивая неправда! – Цири выпрямилась
и резким движением откинула челку со лба. – Все ты выдумал!
– Просит простить за то, что понял лишь теперь, –
продолжал Лютик, уставившись в небо, а в его голосе послышались ритмы,
свойственные балладам. – Что хочет понять, но боится: а вдруг да не
успеет… И может даже быть, что не поймет уже. Извиняется и просит прощения…
Прощения… Хм… Значения… Сомнения… Предназначения. Все банально, холера…
– Неправда! – топнула ногой Цири. – Геральт
вовсе так не говорит. Он… он вообще молчит. Я же видела. Он стоит там с ней и
молчит…
– В том-то и состоит роль поэзии, Цири. Говорить о том,
о чем другие молчат.
– Дурацкая она, твоя роль. Все ты выдумываешь!
– И в этом тоже состоит роль поэзии. Ой, я слышу у
пруда возбужденные голоса. А ну выгляни быстренько, взгляни, что там деется.
– Геральт, – Цири снова заглянула в щель, –
стоит опустив голову. А Йеннифэр страшно кричит на него. Кричит и размахивает
руками. Ой-ей… Что бы это значило?
– Детский вопрос. – Лютик снова глянул на плывущие
по небу облака. – Теперь она просит у него прощения.
Сим беру тебя, дабы владеть тобой и оберегать тебя, беру на
долю хорошую и долю плохую, долю самую лучшую и долю самую худшую, днем и
ночью, в болезни и здоровьи, ибо люблю тебя всем сердцем своим и клянусь любить
вечно, пока смерть не разлучит нас.
Старинная венчальная формула
О любви мы знаем немного. Любовь – что груша. Она сладкая и
имеет определенную форму. Но попробуйте дать определение формы груши!
Лютик. Полвека поэзии
Глава 3
У Геральта были основания подозревать – и он действительно
подозревал, – что банкеты чародеев отличаются от пиров и торжественных
обедов простых смертных. Однако что различие окажется столь велико и
принципиально – он не ожидал.
Предложение Йеннифэр сопровождать ее на предваряющем
чародейский Сбор банкете оказалось для него неожиданным, но не ошарашило. Это
было не первое предложение такого рода. Уже раньше, когда они жили вместе и их
отношения складывались прекрасно, Йеннифэр хотелось присутствовать на сборах и
дружеских пирушках в его обществе. Однако он решительно отказывался, полагая,
что в компании чародеев в лучшем случае окажется диковинкой и сенсацией, а в
худшем – нежелательным пришельцем и парией. Йеннифэр смеялась над его
опасениями, но не настаивала. А поскольку в иных ситуациях она умела настаивать
так, что весь дом сотрясался и сыпалось стекло, постольку Геральт утвердился в
мнении, что его решения были правильными.
На этот раз он согласился. Не раздумывая. Предложение
последовало после долгого, откровенного и эмоционального разговора. Разговора,
который сблизил их вновь, отодвинул в тень и забытье давние конфликты, растопил
лед обиды, гордыни и ожесточения. После разговора на дамбе в Хирунде Геральт
согласился бы на любое, абсолютно любое предложение Йеннифэр. Не отказался бы
даже от совместного посещения ада ради того, чтобы хлебнуть чашечку кипящей
смолы в компании огненных демонов.
И еще была Цири, без которой ни этого разговора, ни этой
встречи не было бы, Цири, которой, если верить Кодрингеру, интересовался
какой-то чародей. Геральт рассчитывал на то, что его присутствие на Сборе
спровоцирует чародея и заставит того действовать. Но Йеннифэр он не сказал об
этом ни слова.
