– То же ему и командир сказал, только малость погрубше.
А ведьмак на то: мол, столько это стоит и что ему-де все едино, пусть чудовище
сидит на дороге хоть до Судного дня. Командир в ответ, что столько не заплатит,
лучше погодит, пока чудо само улетит. Ведьмак ему: мол, не улетит, потому как
оно голодное и злое. А ежели улетит, то тут же обратно возвернется, потому как
это его охотничья тера… терера… тория.
– А ты, сопляк, не балаболь! – разозлился
старичок, без видимого результата пытаясь высморкаться в пальцы, в которых
одновременно держал вожжи. – Говори, как оно было…
– А я чего? Ведьмак говорит: не улетит чудовище, а
будет всю ночь убитого лыцаря глодать поманеньку, потому как лыцарь в железе,
трудно его выковыривать изнутря-то. Тут подошли купцы и ну ведьмака уламывать:
и так, и этак, мол, скинутся и сто крон ему дадут. А ведьмак в ответ, что
бестия-де зовется мантихор и сильно опасна, а свои сто крон купцы могут
запихать себе в задницу, он шею подставлять задарма не намерен. Ну тут командир
рассерчал и говорит: мол, такова, значит, собачья и ведьмачья доля – шею
подставлять, а задница не для крон сделана, а к сранью приспособлена. А купцы,
видать, боялися, что ведьмак тоже разозлится и уйдет, потому как согласились на
сто пятьдесят. Ну ведьмак меч достал и отправился по тракту к тому месту, где
чуда сидела. А командир, видать, со зла, шагнул след за ним, на землю сплюнул и
говорит, что таких выродков адовых незнамо почему земля носит. Один купец ему
на то, что коли б войско заместо того, чтоб по лесам за эльфами гоняться,
страховидлов с дорог выгоняло, то и ведьмаки не нужны были бы, и что…
– Заткнись, – прервал старичок, – и давай
выкладывай, что видал.
– Я, – похвалился парень, – ведьмакову кобылу
стерег, каштанку со стрелкой белой.
– Хрен с ней, с кобылой! А как ведьмак чудишше забивал,
видел?
– Эээ, – затянул парень. – Не видел… Меня
назад прогнали. Все в голос орали и коней пугали, тогда…
– Я сказал, – презрительно сплюнул дедок, –
ни фига ты не видел, сопляк.
– Ведьмака видел, когда он вернулся, –
захорохорился паренек. – А командир, который на все смотрел, сбледнул с
лица и тихо проговорил солдатам, что энто не иначе как чары магические либо
эльфьи фокусы и что обнаковенный человек так быстро мечом махать не сумеет… А
ведьмак взял у купцов деньги, уселся на кобылу и уехал.
– М-да, – протянул Аплегатт. – Куда поехал?
По тракту к Каррерасу? Если да, то, может, догоню. Хоть гляну на него…
– Неа, – сказал паренек. – Он с развилка в
сторону Дорьяна двинул. Спешил сильно.
* * *
Ведьмаку редко что-нибудь снилось, да и те редкие сны он,
проснувшись, не помнил. Даже кошмары – а обычно это кошмары и были.
На сей раз тоже был кошмар, но на сей раз ведьмак запомнил
по крайней мере фрагмент. Из клубка каких-то неясных, но беспокоящих фигур,
странных, зловещих сцен и непонятных, но навевающих ужас слов и звуков
неожиданно вылущился четкий и чистый образ Цири. Не такой, какой он помнил по
Каэр Морхену. Ее пепельные, развевающиеся в галопе волосы были длиннее – такие,
как тогда, при первой встрече в Брокилоне. Когда она – во сне – проносилась
мимо, он хотел крикнуть, но не мог издать ни звука. Хотел броситься за ней, но
ему чудилось, будто он по пояс увяз в густеющей смоле. А Цири, казалось, не
видит его, уносится дальше, в ночь, скрывается между покореженными ольхами и
вербами, а деревья словно живые размахивают ветвями. И тут он увидел, что ее
преследуют, что вслед за нею мчится вороной конь, а на нем – всадник в черных
доспехах и шлеме, украшенном крыльями хищной птицы.
Геральт не мог ни пошевелиться, ни крикнуть. Мог только
смотреть, как крылатый рыцарь догоняет Цири, хватает за волосы, стаскивает с
седла и мчится дальше, волоча ее за собой. Он мог только смотреть, как лицо
Цири синеет от боли, а изо рта ее вырывается беззвучный крик.
Проснуться! – приказал он себе, не в силах выносить кошмар. Проснуться!
Проснуться немедленно!
Он проснулся.
Долго лежал неподвижно, заново переживая сон. Вытянул из-под
подушки мешочек, быстро пересчитал десятикроновки. Сто пятьдесят за вчерашнего
мантихора. Пятьдесят за мгляка, которого убил по просьбе войта из деревушки под
Каррерасом. И пятьдесят за оборотня, которого ему указали поселенцы из
Бурдорфа.
Пятьдесят за оборотня – работа была легкой. Оборотень не
защищался. Загнанный в пещеру, из которой не было выхода, он упал на колени и
молча ожидал удара мечом. Ведьмаку было его жаль.
Но ему нужны были деньги.
Не прошло и часа, как он уже ехал по улицам города Дорьяна в
поисках знакомого переулка и знакомой вывески.
Вывеска гласила: «Кодрингер и Фэнн. Консультации и
юридические услуги». Однако Геральт прекрасно знал, что занятия Кодрингера и
Фэнна имели в принципе очень мало общего с законом, у самих же партнеров была
масса причин избегать любого контакта как с законом, так и с его
представителями. Не менее серьезно ведьмак сомневался и в том, что кто-либо из
клиентов, посещавших контору, вообще знал, что означает слово «консультации».
На нижний этаж с улицы входа не было – были только солидно
запертые ворота, вероятно, ведущие в сарай с телегами или в конюшню. Чтобы
добраться до дверей, требовалось обойти дом сзади, войти на грязный, полный кур
и уток двор, оттуда подняться по лесенке, а затем пройти по узкой галерейке к
темному коридору. Только тогда посетитель оказывался перед крепкими, окованными
железом дверями красного дерева, украшенными большой латунной колотушкой в
форме львиной головы.
Геральт постучал и сразу же отступил. Он знал, что
вмонтированный в двери механизм может выстрелить через скрытые в оковке
отверстия двадцатидюймовыми железными стрелами. Теоретически стрелы вылетали из
дверей только в том случае, когда кто-либо пытался алхимичить с замком или же
когда Кодрингер либо Фэнн нажимали на спусковое устройство, но Геральт уже не
раз убеждался, что безотказных механизмов не существует и порой они действуют
даже тогда, когда действовать, казалось бы, не должны. И наоборот.
Видимо, в дверях было какое-то – скорее всего чародейское –
приспособление, опознающее гостей. После того как посетитель ударял колотушкой,
никто изнутри никогда ни о чем не спрашивал и не требовал, чтобы ему отвечали.
Двери отворялись, и в них появлялся Кодрингер, и никогда – Фэнн.
– Привет, – сказал Кодрингер. – Входи.
Незачем так прижиматься к стенке: я размонтировал защиту. Несколько дней назад
с ней что-то приключилось, она ни с того ни с сего заработала и продырявила
старьевщика. Входи смело. У тебя дело ко мне?
