Глаза ведьмака превратились в щелочки.
– Что вам нужно от ребенка?
– Есть только один способ узнать.
– Предупреждаю: я не допущу, чтобы ее обидели…
– Есть только один способ сделать это. Я предложил тебе
его, Геральт из Ривии. Обдумай мое предложение. У тебя впереди целая ночь.
Думай, глядя на небо. На звезды. И не перепутай их с теми, которые отражаются в
поверхности пруда. Песок в часах пересыпался.
– Я боюсь за Цири, Йен.
– Напрасно.
– Но…
– Поверь мне. – Она обняла его. – Поверь,
прошу тебя. Не обращай внимания на Вильгефорца. Он – игрок. Он хотел тебя
обмануть, спровоцировать. И частично ему это удалось. Но это не имеет значения.
Цири – под моей опекой, а в Аретузе она будет в безопасности, сможет развить
свои способности, и никто ей не помешает. Никто. Однако о том, чтобы она стала
ведьмачкой, забудь. У нее иной дар. И иным свершениям она предназначена. Можешь
мне поверить.
– Я верю тебе.
– Какой прогресс! А о Вильгефорце не думай. Грядущий
день прояснит многое и разрешит массу проблем.
«Грядущий день, – подумал он. – Она что-то от меня
скрывает. А я боюсь спросить. Кодрингер был прав. Я попал в дикую кабалу. Но
теперь у меня нет выхода. Приходится ждать, что принесет грядущий день, который
якобы прояснит многое. Приходится ей верить. Я знаю: что-то должно случиться.
Подожду. И подлажусь к ситуации».
Он взглянул на секретер.
– Йен?
– Я здесь.
– Когда ты училась в Аретузе… Когда спала в такой же
комнате, как эта… У тебя была куколка, без которой ты не могла уснуть? Которую
днем усаживала на секретер?
– Нет. – Йеннифэр резко пошевелилась. – У
меня вообще не было кукол. Не спрашивай об этом. Пожалуйста, не спрашивай.
– Аретуза, – шепнул он, осматриваясь. –
Аретуза на острове Танедд. Ее дом. На многие годы… Когда она отсюда выйдет,
будет зрелой женщиной…
– Прекрати. Не думай и не говори об этом… Лучше…
– Что, Йен?
– Люби меня.
Он обнял ее. Прикоснулся. Нашел. Йеннифэр, невероятно мягкая
и жесткая одновременно, громко вздохнула. Слова, которые они произносили,
обрывались, тонули во вздохах и ускоренном дыхании, переставали что-либо
значить, рассеивались. Они умолкали, сосредоточивались на поисках самих себя,
на поисках истины. Они искали долго, нежно и тщательно, боясь неуместной поспешности,
легкомысленности и развязности. Они искали сильно и самозабвенно, боясь
святотатственного сомнения и нерешительности. Они искали осторожно, боясь
кощунственной грубости.
Они отыскали друг друга, преодолели страх, а минуту спустя
нашли истину, которая вспыхнула у них под веками поражающей, ослепительной
очевидностью, стоном разорвала сжатые в отчаянии губы. И тогда время
спазматически дрогнуло и замерло, все исчезло, а единственным живым чувством
было прикосновение. Минула вечность, вернулась реальность, а время опять
дрогнуло и снова сдвинулось с места, медленно, тяжело, словно огромный
перегруженный воз. Геральт взглянул в окно. Луна по-прежнему висела на небе,
хотя то, что случилось мгновение назад, в принципе должно было бы сбросить ее
на землю.
– Ой-ей-ей, ой-ей, – после долгого молчания
проговорила Йеннифэр, медленным движением стирая со щеки слезинку.
Они лежали неподвижно на разбросанной постели, под шум
дождя, среди исходящего паром тепла и угасающего счастья, в молчании, а вокруг
них клубилась бесформенная тьма, перенасыщенная ароматами ночи и голосами
цикад. Геральт знал, что в такие моменты телепатические способности чародейки
обостряются и усиливаются. Поэтому старался думать только о прекрасном. О том,
что могло принести ей радость. О взрывной яркости восходящего солнца. О тумане,
стелющимся на рассвете над горным озером. О хрустальных водопадах, в которых
резвятся лососи, такие блестящие, словно они отлиты из серебра. О теплых каплях
дождя, барабанящих по тяжелым от росы листьям лопухов.
Он думал для нее. Йеннифэр улыбалась, слушая его мысли.
Улыбка дрожала на ее щеке лунными тенями ресниц.
– Дом? – вдруг спросила Йеннифэр. – Какой
дом? У тебя есть дом? Ты хочешь построить дом? Ах… Прости. Я не должна…
Он молчал. Он был зол на себя. Думая для нее, он против
своего желания позволил ей прочесть мысль о ней.
– Прекрасная мечта. – Йеннифэр нежно погладила его
по руке. – Дом. Собственноручно построенный дом, в этом доме ты и я. Ты бы
разводил лошадей и овец, я занималась бы огородом, варила еду и чесала шерсть,
которую мы возили бы на торг. На денежки, вырученные за шерсть и дары земли, мы
покупали бы все необходимое, ну, скажем, медные казанки и железные грабли.
Время от времени нас навещала бы Цири с мужем и тройкой детей, иногда на
несколько деньков заглядывала бы Трисс Меригольд. Мы бы красиво и благолепно
старели. А если б я начинала скучать, ты вечерами насвистывал бы мне на
собственноручно изготовленной свирели. Всем известно: игра на свирели – лучшее
лекарство от хандры.
Ведьмак молчал.
Чародейка тихонько кашлянула и сказала:
– Прости.
Он приподнялся на локте, наклонился, поцеловал ее. Она резко
пошевелилась, обняла его.
– Скажи что-нибудь.
– Я не хочу тебя потерять, Йен.
– Но я же твоя.
– Эта ночь кончится.
– Всему на свете приходит конец…
«Нет, – подумал он. – Не хочу так. Я устал. Я
слишком устал, чтобы спокойно принять перспективу концов, становящихся
началами, с которых надо все начинать заново. Я хотел бы…»
– Помолчи. – Она быстро положила пальцы ему на
губы. – Не говори, чего бы ты хотел и о чем мечтаешь. Ведь может
оказаться, что я не сумею исполнить твоих желаний. А это причинит мне боль.
– А чего хочешь ты, Йен? О чем мечтаешь?
– Только о досягаемом.
– А как же я?
– Ты уже мой.
Он долго молчал. И дождался той минуты, когда она прервала
молчание.
– Геральт?
– Ммм?..
– Люби меня. Ну пожалуйста…
