– Точно сказано.
Молчали долго.
– Война, – сказал наконец поэт. – Война,
ненависть и презрение. Всюду. Во всех сердцах.
– Поэтизируешь.
– Да так оно и есть.
– Точно. Ну говори, с чем прибыл. Рассказывай, что
творилось в мире, пока меня здесь штопали.
– Сначала, – наконец сказал поэт, –
расскажи-ка, что в действительности произошло в Гарштанге.
– А Трисс не рассказывала?
– Рассказывала. Но мне хотелось бы услышать твою
версию.
– Если ты знаешь версию Трисс, значит, знаешь более
подробную и наверняка более точную. Расскажи, что случилось потом, когда я уже
был в Брокилоне.
– Геральт, – шепнул Лютик, – честное слово, я
не знаю, что сталось с Йеннифэр и Цири… Никто не знает. Трисс тоже…
Ведьмак резко пошевелился, хрустнули ветки.
– Разве я о Цири или Йеннифэр спрашиваю? – бросил
он изменившимся голосом. – Расскажи о войне.
– Ты ничего не знаешь? До тебя никакие вести не дошли?
– Дошли. Но я хочу услышать все от тебя. Ну же, говори.
– Нильфгаардцы, – начал бард, немного
помолчав, – напали на Лирию и Аэдирн. Без объявления войны. Поводом якобы
стало нападение войск Демавенда на какой-то пограничный форт в Доль Ангре во
время сборища чародеев на Танедде. Некоторые утверждают, что это была
провокация и все устроили нильфгаардцы, переодетые в солдат Демавенда. Как там
было в натуре, нам никогда не узнать. Во всяком случае, реакция Нильфгаарда
была молниеносной и массированной: границу перешла могучая армия, которую
накапливали в Доль Ангре никак не меньше нескольких недель, а то и месяцев.
Спалля и Скалля, две лирийские пограничные крепости, были взяты с ходу, всего
за три дня, Ривия подготовилась к многомесячной осаде, а капитулировала через
два дня под давлением цеховиков и купечества, которым пообещали, что если они
откроют ворота и дадут откупного, то их не станут грабить.
– Обещание сдержали?
– Да.
– Интересно. – Голос ведьмака снова немного
изменился. – Сдерживать обещания в нынешние времена? Уж не говоря о том,
что раньше и не думали давать таких обещаний, да никто их и не ожидал. Ремесленники
и купцы не отворяли крепостных ворот, защищали их, каждый свою башню или
навесную бойницу.
– У денег нет родины, Геральт. Купцам без разницы, под
чьим правлением деньгу зашибать. А нильфгаардскому палатину без разницы, из
кого он будет выколачивать налоги и подати. Мертвые купцы денег не куют и
налогов не платят.
– Дальше.
– После капитуляции Ривии армии Нильфгаарда быстро
пошли на север, почти не встречая сопротивления. Войска Демавенда и Мэвы
отступили, не сумев организоваться для решительной битвы. Нильфгаардцы дошли до
Альдерсберга. Чтобы не допустить блокады крепости, Демавенд и Мэва решили
принять бой. Позиция их армий оставляла желать лучшего… Черт, если б было
больше света, я б тебе начертил…
– Не черти. И сокращайся. Кто победил?
– Слышали, господа? – Один из регистрантов,
задыхающийся и потный, пробился сквозь группу, окружающую стол. – Прибыл
гонец с поля боя! Победа наша! Бой выигран! Победа! Наш, наш сегодня день!
Побили мы врага, разбили наголову!
– Тише, – поморщился Эвертсен. – Голова
раскалывается от ваших воплей. Да слышали мы, слышали. Побили мы врага. Наш
сегодня день. Наше поле и победа наша. Тоже мне – сенсация!
Коморники и регистранты удивленно уставились на начальника.
– Вы не радуетесь, милсдарь коморный?
– Радуюсь, но умею делать это тихо и без надрыва.
Регистранты молча переглянулись. «Щенки, – подумал
Эвертсен. – Возбужденные сопляки. Впрочем, им я не удивляюсь, но,
извольте, там, наверху, даже Мэнно Коегоорн и Элан Трахх, да что там, даже
седобородый генерал Брайбан верещат, прыгают от радости и дубасят друг друга по
спинам. Виктория! Победа! Наш день! А чей он должен быть? Королевства Аэдирн и
Лирия вместе сумели мобилизовать три тысячи конных и десять тысяч пехоты, из
которых одна пятая в первые же дни наступления была отрезана и блокирована в
фортах и крепостях. Часть оставшейся армии им пришлось вывести из боя для
защиты флангов, которым угрожали глубокие рейды нашей легкой кавалерии и
диверсионные уколы отрядов скоя’таэлей. Оставшиеся пять или шесть тысяч – из
них не больше тысячи двухсот рыцарей – приняли бой на полях под Альдерсбергом.
Коегоорн бросил на них тринадцатитысячную армию, в том числе десять тысяч
хоругвей латников, цвет нильфгаардского рыцарства. А теперь радуется, вопит,
колотит маршальским жезлом по ляжке и требует пива… Виктория! Победа! Тоже мне
– сенсация!»
Решительным движением он смел в кучу и собрал покрывающие
стол карты и записи, поднял голову, осмотрелся, потом резко сказал:
– Слушайте мои распоряжения.
Подчиненные замерли в ожидании.
– Каждый из вас слушал вчерашнее выступление
фельдмаршала Коегоорна перед хорунжими и офицерами. Посему обращаю ваше
внимание, милостивые государи, на то, что все, что маршал говорил военным, нас
не касается. У вас будут другие задания и другие распоряжения. Мои.
Эвертсен задумался, потер лоб.
– «Мир хижинам, война крепостям, – сказал вчера
командирам Коегоорн. – Вам известен такой принцип. Этому вас учили в
военной академии. Принцип этот действовал до сегодняшнего дня. С завтрашнего вы
должны его забыть. С завтрашнего дня вы обязаны руководствоваться другим
принципом, который отныне станет девизом нашей войны. Девиз этот и мой приказ
таковы: война всему живому. Война всему, что горит. Вы должны оставлять за
собой выжженную землю. С завтрашнего дня мы переносим войну за пределы той
линии, за которую отойдем после подписания мирного договора. Мы отойдем, но
там, за линией, должна остаться выжженная земля. Королевства Аэдирн и Лирия
должны быть превращены в пепел! Вспомните Содден! Сегодня пришел час
возмездия!» Так сказал фельдмаршал.
Эвертсен громко откашлялся.
– А теперь мой приказ: прежде чем войска оставят за
собой выжженную землю, мы должны вытянуть из этой земли и этой страны все, что
удастся, все, что может приумножить богатства нашей родины. Ты, Авдегаст,
займешься погрузкой и вывозом уже собранных и складированных плодов земли. То,
что еще на полях и чего не уничтожат героические рыцари Коегоорна, следует
собрать.
– У меня мало людей, милсдарь коморный…
– А пленные зачем? Гоните их на работу. Мардер и ты…
забыл, как тебя кличут…
