– Ну и как, господин сотник? – спросил Бодэ,
десятник лучников. – До чего там договорились благородные командиры? Какие
приказы? Переходим границу? Говорите же!
– Щас, – буркнул Полгарнец. – Ну и жарища,
забодай ее комар… Щас все выложу. Только для начала дайте чего напиться, не то
глотка высохнет вконец. И не трепитесь, мол, нету, потому как самогоном несет
от палатки за версту. И знаю, откедова несет. О, из-под того вон кожушка.
Зывик, бормоча под нос ругательства, добыл бочонок.
Десятники сбились в плотную кучку, забренчали чарки и оловянные кружки.
– Аааа! – Сотник отер усы и глаза. – Уууух,
крепка, забодай ее… Лей еще, Зывик.
– Ну же, говорите, – поторапливал Бодэ. –
Приказы-то какие? Идем на нильфов аль дале будем торчать на границе, словно
грачи на заборе?
– Горит вам в драчку, что ль? – Полгарнец надолго
раскашлялся, сплюнул, тяжко присел на седло. – Так уж и тянет за рубеж, в
Аэдирн? Подпирает, э? Ярые волчишки, ничего не скажешь, клыками так и клацаете.
– А как же, – холодно сказал малыш Сталер,
переступая с ноги на ногу. Обе, как у всякого старого кавалериста, были
кривыми, как дуги. – А как же, господин сотник. Пяту ночь в обувке спим, в
готовности, стало быть. Вот и хочим знать, чего будет-то. То ль битва, то ль
обратно в форт.
– За рубеж идем, – кратко сообщил
Полгарнец. – Завтра на заре. Пять хоругвей. Бурая – передом. А теперь
слушайте, скажу, что нам, сотникам и хорунжим, велели комес и благородный
господин маркграф Мансфельд из Ард Каррайга, напрямки от короля прибывши,
передать. Наставьте ухи, потому как дважды говорить не стану. А приказы те непростые.
В палатке стало тихо.
– Нильфы перешли через Доль Ангру, – сказал
сотник. – Прихлопнули Лирию, за четыре дня дошли до Альдерсберга, там
после генерального боя разбили армию Демавенда. С марша после неполных шести
дней осады предательством взяли Венгерберг. Теперича резко прут на север,
теснят войска из Аэдирна к долине Понтара и к Доль Блатанна. Идут к нам, в
Каэдвен. Потому приказ для Бурой Хоругви таков: перейти рубеж и быстро
двигаться на юг, прямо к Долине Цветов. За три дни надо нам стать у речки
Дыфни. Повторяю, за три дни, стало быть, на рысях идти будем. За речку Дыфню –
ни шагу. Ни шагу, повторяю. Вот-вот на том берегу покажутся нильфы. С ними,
слушайте как следует, в бой не вступать. Никоим разом, понято? Даже ежели они
где-нито захочут речку перейти, то только показать им, знаки, стало быть, дать,
чтобы знали – это мы, каэдвенское войско.
В палатке стало еще тише, хотя казалось, тише уже быть не
может.
– Это как же ж так? – бухнул наконец Бодэ. –
Нильфгаардцев-то не бить? На войну идем или как? Как же ж так, господин сотник?
– Приказ такой, стало быть. Идем не воевать,
только… – Полгарнец почесал шею. – А с братской помочью. Переходим
границу, чтобы дать защиту людям из Верхнего Аэдирна… Не, чего я… Не из
Аэдирна, а из Нижней Мархии. Так сказал благородный господин маркграф
Мансфельд. Так, мол, и так, говорит, Демавенд понес поражку, откинул копыта и
лежит, потому как дрянно правил и политикой, стало быть, подтирался. Значит, с
ним уже конец и со всем Аэдирном тоже. Наш король Демавенду много грошей
одолжил, пришел час возвернуть с процентом. Не можем мы такоже позволить, чтобы
наши земки и братья из Нижней Мархии попали к нильфгаардцам в полон. Должны мы
их, того, высвободить. Потому как это наши извечные земли, Нижняя, стало быть,
Мархия. Когда-то под скипетром Каэдвена земли те были и ноне под тот скипетр
возворачиваются. Аж по самую речку Дыфню. Такой вот пакт заключил наш
милостивый король Хенсельт с Эмгыром из Нильфгаарда. Но пакт пактом, а Бурая
Хоругвь должна у реки встать. Понятно?
Никто не ответил. Полгарнец скривился, махнул рукой.
– А, забодай тя комар, ни хрена вы не поняли, вижу. Да
и ладно. Потому как и я сам тоже. Для понимания существуют король, графья,
комесы и благородные господа. А мы – войско! Наше дело – приказы слухать: дойти
до речки Дыфни за три дни, там стать и стоять стеной. И все тута. Плесни,
Зывик.
– Господин сотник… – робко начал Зывик. – А
чего будет, ежели, к примеру, аэдирнская армия сопротивляться почнет? Дорогу загородит?
Ведь с оружием через ихнюю страну идем! Как тогда?
– Ну да, а ежели наши земки и братья, – язвительно
подхватил Сталер, – те, которых мы высвободить вроде бы должны… Ежели они
примутся из луков бить, каменьями кидать? Э?
– Должны мы за три дни стать у Дыфни, – с нажимом
сказал Полгарнец. – Не позжей. Кто нас захочет задержать, тот, стало быть,
неприятель. А неприятеля на мечи поднять надыть. Но внимание и смирно! Слушай
приказ! Ни сел, ни халуп не палить, у людей имучество не отбирать, не грабить,
баб не трогать! Вбейте себе и солдатам в мозг: кто тот приказ нарушит, пойдет
на шибеницу. Комес десяток раз это повторил: идем, забодай тя комар, не с
нашествием, а как бы с братской помочью! Ну чего зубы скалишь, Сталер? Приказ!
А теперь бегом в десятки, поднять всех на ноги, кони и снаряжение должны
гореть, как в полнолуние! Перед ужином все хоругви выстроить, сам комес будет
проверять с хорунжими. Ежели за какую-нито десятку стыду наберуся, попомнит
меня десятник, ой, попомнит! Выполнять!
Зывик вышел из палатки последним. Щуря ослепшие от солнца
глаза, поглядел на царящий в лагере балаган. Десятники спешили к своим
подразделениям, сотники бегали и лаялись, корнеты, знать и пажи путались под
ногами. Латники из Бан Арда носились по полю, вздымая тучи пыли. Жарища была
страшенная.
Зывик пошел быстрее. Миновал четырех прибывших вчера
скальдов из Ард Каррайга, сидевших в тени богато разукрашенного шатра
маркграфа. Скальды занимались тем, что загодя слагали балладу о победоносной
войсковой операции, о гениальности короля, расторопности командиров и мужестве
простого солдата. Как обычно, делали это авансом перед операцией, чтобы не
терять попусту времени.
– Ох, встречали нас братушки да хле-ебом-солью… –
начал на пробу один из скальдов. – Избавителей встречали да
хле-ебом-солью… Эй, Графнир, подкинь-ка какую-нибудь рифму к «соли». Новую.
Неизбитую.
Другой скальд подкинул рифму. Зывик не расслышал какую. То
ли «фасоль», то ли «антресоль».
Расположившиеся среди верб у пруда десять солдат вскочили,
увидев своего командира.
– Собирайсь! – рявкнул Зывик, останавливаясь
достаточно далеко, чтобы источаемый им перегар не повлиял на морально-боевой
уровень подчиненных. – Прежде чем солнце на четыре пальца подымется, все
на смотр! Все должно блестеть, как энто самое солнце, оружие, амуниция, конь
тожить! Будет маршировка, ежели из-за кого перед сотником стыду наберуся, ноги
тому сукин-сыну повыдергиваю! Живо!
