Тут она внимательно посмотрела на отца, и, видимо, выражение его лица заставило ее прервать объяснения. Она подалась вперед и, протянув через стол руку, спокойно накрыла ею сжатый кулак Энди.
— Папа, я всего лишь исполнитель. Ты же знаешь меня. Я никому не позволила бы сотворить со мной то, что я делаю с… В общем, мне это совсем не интересно. Но такое занятие приносит баснословные деньги, и пока я молода, вполне красива и достаточно сильна для проведения восьми сеансов в день…
Она усмехнулась, выдав шаловливую улыбку, и показала ему последнее приспособление.
— На самом деле этот «конский хвост» самый забавный. Ты не представляешь, как глупо выглядит семидесятилетний клиент, когда принаряжается в сбрую, а этот хвост болтается у него из… ну, ты понимаешь.
— Договаривай, — хрипло сказал он, вновь обретая наконец дар речи.
Она озадаченно глянула на него, ее тонкая изящная рука поигрывала черной плеткой со свисающими кожаными ремнями.
— Что?
— Произнеси это слово. Где он болтается? Как ты можешь заниматься таким делом, если даже не способна произнести вслух связанных с ним слов?
— А-а. Понятно. Но я не произнесла этого только потому, что ты мой папа.
И последнее признание сокрушило что-то внутри него, вдребезги разбив остатки самоконтроля и старомодной сдержанности, порожденной самим ходом его жизни.
— Из задницы! — выкрикнул он. — Он болтается из его долбаной задницы, Ник.
Он смахнул с обеденного стола принесенные ею для обозрения пыточные приспособления.
Николь поняла наконец, что в своей откровенности зашла слишком далеко. Она отступила к стене, позволив отцовской ярости, непониманию и отчаянию полностью выплеснуться. Он переворачивал мебель, бил посуду, рвал ее учебники и книги. Он заметил, что внушает дочери страх, и вспомнил о былых временах, когда отлично умел внушать его, но предпочитал сдерживать свое умение. И это разъярило его еще больше, так что разрушительная буря, учиненная им в комнате, превратила его дочь в сжавшийся комочек плоти, облаченный в шелк, замшу и лен. Она съежилась в углу, закрыв голову руками, но его ярость все еще не иссякла. Он швырнул в нее предметы мерзкой экипировки и взревел:
— Да лучше я увижу тебя мертвой, чем позволю сделать это!
И лишь позже, спокойно все обдумав и поставив себя на место Николь, он нашел иной способ отговорить дочь от вновь избранной профессии. Этот способ основывался на участии Уилла Апмана и его прекрасном умении обращаться с женщинами. Поэтому он позвонил ей через два дня после возвращения из Лондона и предложил сделку. А Николь, сообразив, что в Дербишире она заработает больше денег, согласилась на компромисс.
Он попросту решил купить ее время. Больше они не обсуждали того, что произошло между ними в тот день в Ислингтоне.
Ради Нэнси Энди целое лето притворялся, что жизнь идет своим чередом. На самом деле если бы Ник вернулась осенью в университет, то он был бы готов до самой смерти притворяться, что во время его визита в Ислингтон не произошло ничего особенного.
— Только ни слова матери, — предупредил он дочь, когда они пришли к соглашению.
— Но, папа, ведь маме…
— Нет. К черту все возражения, Ник, я не намерен обсуждать их. Обещай мне, что будешь молчать о своих планах по приезде домой. Тебе все ясно? И если хоть какой-то шепоток дойдет до ушей твоей матери, ты не получишь от меня ни гроша, я не шучу. Поэтому дай мне обещание.
Она пообещала. И если и осталось нечто милосердное в уродливой жизни и ужасной смерти Ник, так это то, что Нэнси так и не узнала, во что превратилась жизнь их дочери.
Но сейчас это знание угрожало принести очередные разрушения миру Энди. Возможно, он потерял дочь, позволив ей погрязнуть в болоте порока. Но он не был готов потерять еще и жену, причинив ей горестную и мучительную боль таким знанием.
Он видел один-единственный способ остановить раскрученное Николь колесо смерти в середине его разрушительного движения. И понял, что у него есть средства остановить его. Он мог лишь молиться до последнего момента, чтобы у него хватило на это решимости.
Важно ли, что расплатой за это станет еще одна жизнь? Мужчины погибали и по менее достойным причинам. Впрочем, как и женщины.
__________
В понедельник к середине утра Барбара Хейверс значительно расширила свои познания в области стрельбы из лука. В будущем она при случае сумеет обсудить со знатоками преимущества пластикового оперения перед натуральным или различия между большим составным и загнутым назад луком. Но все эти знания не позволяли ей хоть немного приблизиться к тому, чтобы прицепить стрелковый приз Вильгельма Телля на грудь Мэтью Кинг-Райдера. Тут удача явно изменяла ей.
Она закончила проверку заказчиков Джейсона Харли. Определила номера телефонов, зарегистрированных по каждому из их лондонских адресов, чтобы выяснить, не воспользовался ли Кинг-Райдер псевдонимом. Но после трех часов телефонного общения с индивидуумами, представленными в адресном списке и каталогах, она пребывала в полной растерянности, хотя и расширила свой опыт относительно вызывающего поведения участников разгульных вечеринок, упорно старающихся поддержать пустой разговор. Поэтому когда ее телефон вдруг зазвонил и она услышала голос Хелен Линли, приглашающей ее заехать в Белгрейвию, Барбара с большой радостью приняла ее приглашение. Хелен, как никто другой, тщательнейшим образом следила за соблюдением режима питания, и общение с ней сулило более изысканный ланч, чем разогретые остатки вчерашнего ужина, одиноко томящегося в холодильнике Барбары. И Барбара уже предвкушала эту более приятную перспективу.
Она доехала до Итон-террас меньше чем за час. Хелен сама встретила ее у двери. Ее одежда, как обычно, отличалась изысканным вкусом: узкие терракотовые брючки отлично сочетались с блузкой оливкового цвета. Увидев ее, Барбара почувствовала себя куском заплесневелого сыра, случайно заброшенным на порог фешенебельного дома. Поскольку в Ярд она сегодня не собиралась, сказавшись больной, то выбор уличной одежды волновал ее еще меньше обычного. Быстро натянув безразмерную серую футболку и черные леггинсы, она прямо на босу ногу влезла в свои объемистые красные кроссовки с длинными языками.
— Не обращайте внимания на мой наряд. Я путешествую инкогнито, — пояснила она жене Линли.
Хелен улыбнулась.
— Спасибо, что приехали так быстро. Я могла бы сама заехать к вам, но подумала, что вы все равно захотите оказаться в этих краях, когда мы закончим.
«Закончим? — подумала Барбара. — Вот так новость. Похоже, придется обойтись без ланча». Хелен поманила Барбару в дом, крикнув:
— Чарли, Барбара приехала! Вы уже обедали, Барбара?
— В общем, нет, — сказала Барбара и добавила: — То есть я слегка перекусила утром, — поскольку неумолимая честность заставила ее признать, что одиннадцатичасовой завтрак, состоящий из тоста с ошметками вчерашнего цыпленка и сливочным чесночным соусом, некоторые могли бы назвать ранним обедом.
