— Если и так, то в ночь перед смертью мистера Бруара Нобби явно не горел желанием ее выполнить, — заявила Валери. — Они спорили возле утиного пруда после фейерверка. «Я не позволю вам разорить меня», — говорил Нобби. Интересно, что он имел в виду?
Было очевидно, что это прием, к которому она прибегла лишь для того, чтобы отвлечь Сент-Джеймса от своих родственников. Но он не собирался легко сдаваться.
— Как давно вы с мужем работаете у Бруаров, миссис Даффи?
— С самого начала.
Она переложила узел с бельем с руки на руку и выразительно взглянула на часы.
— Значит, вы знати их привычки.
Она не сразу ответила, но ее глаза слегка сузились, пока она просчитывала возможности, заложенные в его вопросе.
— Привычки? — переспросила она.
— К примеру, пристрастие мистера Бруара к утренним купаниям.
— Об этом все знали.
— И о напитке, который он неизменно брал с собой, тоже? Зеленый чай с гинкго? Где он хранится, кстати?
— На кухне.
— Где именно?
— В кладовой на полке.
— А вы работаете в кухне.
— Вы что, намекаете, что я…
— Куда ваша племянница приходила с вами поболтать? Куда приходил поболтать ваш брат во время работы над оранжереей, к примеру?
— Все, кто был дружен с мистером Бруаром, постоянно толклись в кухне. Это же открытый дом. Здесь не делают различия между теми, кто трудится внизу, и теми, кто нежится наверху. Бруары не такие люди, и никогда такими не были. Именно поэтому…
Она осеклась. И крепче вцепилась в простыни.
— Именно поэтому… — спокойно повторил Сент-Джеймс.
— Мне нужно работать. Не возражаете, если я дам вам совет? — Она не стала ждать ответа. — Наши семейные дела не имеют никакого отношения к смерти мистера Бруара, мистер Сент-Джеймс, Но если вы покопаете поглубже в другом месте, то обнаружите, что это относится не ко всем семьям.
19
Фрэнку не удалось вернуть коробку Бетти Петит и вернуться в Мулен-де-Нио так скоро, как он надеялся. Бездетная и овдовевшая фермерша редко принимала гостей, но если уж кто-нибудь к ней заходил, то без кофе и свежих круассанов она его не выпускала. Единственным предлогом, который позволил Фрэнку сократить свой визит почти до часа, был его отец. «Папу нельзя надолго оставлять одного» — эта фраза служила отличным прикрытием в случае необходимости.
Когда он вошел на свой двор, то сразу увидел рядом со своим «пежо» припаркованный «эскорт» с наклейкой в виде арлекина — символ местной фирмы по прокату автомобилей — на заднем стекле. Он тут же бросил взгляд на дом и заметил, что дверь распахнута. Нахмурившись, он поспешил к ней. Крикнул с порога:
— Папа? Ты здесь? — хотя и так было ясно, что в доме никого нет.
Значит, оставалось лишь одно место. Фрэнк почти бегом кинулся к ближайшему коттеджу, где хранилась военная коллекция. Пробегая мимо крохотного окна гостиной, он заглянул внутрь, и у него потемнело в глазах от увиденного. Брат этой американки, Ривер, стоял возле шкафа-картотеки, а рядом с ним какая-то рыжеволосая женщина. Верхний ящик был выдвинут до самого конца, и перед ним стоял отец. Одной рукой Грэм Узли цеплялся за край ящика, чтобы не упасть. Другой сражался с пачкой документов, которые пытался из него извлечь.
Фрэнк сорвался с места. В три прыжка он подлетел к двери и распахнул ее. Разбухшее дерево с визгом проехало по старому полу.
— Какого черта? — сказал он резко. — Какого черта вы тут делаете? Папа! Перестань! Документы хрупкие!
Грэм повернулся к сыну как раз тогда, когда тот ринулся к нему через комнату.
— Пора, мальчик, — сказал он. — Я уже все рассказал. Ты знаешь, что теперь надо делать.
— Ты с ума сошел? — набросился на него Фрэнк. — Оставь вещи в покое!
Он взял отца за руку и попытался отвести его на шаг назад. Но тот вырвался.
— Нет! Мы перед ними в долгу. Этот долг надо заплатить, и я это сделаю. Я выжил, Фрэнк. Трое погибли, а я все еще жив. Я прожил все годы, которые могли бы прожить и они. Сейчас у них могли быть внуки, Фрэнк. Правнуки. Но все пошло прахом из-за какого-то трусливого негодяя, который так ни за что и не ответил. Ты понял, сын? Кое-кому пора платить.
Он вырывался из рук Фрэнка, словно подросток, стремящийся избежать наказания, но без юношеского проворства. Фрэнку не хотелось проявлять жестокость, ведь отец был слаб. Однако из-за этого контролировать его поступки становилось еще труднее.
Рыжеволосая женщина сказала:
— По-моему, он принимает нас за журналистов. Мы пытались ему объяснить… вообще-то мы пришли поговорить с вами.
— Оставьте нас, — бросил он ей через плечо и смягчил приказ, добавив: — На одну минуту. Пожалуйста.
Ривер и его рыжая спутница вышли из коттеджа. Фрэнк подождал, пока они скроются за дверью. Тогда он оттащил отца от шкафа и захлопнул ящик, ругнувшись сквозь зубы:
— Дурак старый.
Это привлекло внимание Грэма. Фрэнк редко ругался, а на отца — никогда. Его преданность старику, сближавшая их общая страсть к истории и прожитая бок о бок жизнь помогали ему спокойно и беззлобно воспринимать все проявления отцовского упрямства. Но сегодняшнее происшествие выходило далеко за пределы того, что Фрэнк способен был стерпеть. Словно плотина, которую он старательно сооружал два последних месяца, рухнула у него внутри, и он разразился такими ругательствами, о существовании которых в своем словаре даже и не подозревал.
Услышав их, Грэм съежился. Его плечи поникли, руки повисли вдоль тела, а мутные глаза за толстыми стеклами очков налились горькими слезами.
— Я же хотел… — Его щетинистый подбородок задрожал. — Я не хотел ничего плохого.
Фрэнк сознательно изгнал из своего сердца всякую жалость.
— Папа, послушай меня, — начал он. — Эти двое — не журналисты. Понимаешь? Не журналисты. Мужчина… Он…
Господи, как ему объяснить? И надо ли вообще что-нибудь объяснять?
— А женщина…
Но он и сам не знал, кто она. Ему показалось, что он видел ее на похоронах Ги, но что она делала на мельнице… да еще с братом этой Ривер… Это нужно было выяснить, причем немедленно.
Грэм смотрел на него в полном недоумении.
— Они сказали… Они пришли за… — И, тут же забыв, что он пытался сказать, Грэм схватил Фрэнка за плечо и закричал: — Пора, Фрэнк! Со дня на день меня не станет. А ведь я единственный, кто еще остался. Ты меня понимаешь, правда? Ну скажи мне, что понимаешь. Скажи мне, что ты знаешь. И раз музея у нас не будет… — Его хватка оказалась куда крепче, чем Фрэнк мог представить. — Фрэнки, я не могу допустить, что они умерли напрасно.
