— Что Анаис?
— Ты ведь говорил то же самое о ней. Разве не помнишь? Ты сказал: «Это она». И ты в это верил. Так почему же ты думаешь…
— Теперь все по-другому.
— Ги, все всегда бывает по-другому. Для тебя все по-другому. Но это только сперва, пока все ново.
— Ты не понимаешь. Да и как тебе понять? Мы с тобой пошли в жизни разными путями.
— И каждый свой шаг ты делал у меня на глазах, — сказала Рут, — а это…
— Что-то большее, — перебил он ее. — Глубокое. Преображающее. Если я окажусь таким дураком, что брошу ее и нашу любовь, то заслужу вечное одиночество.
— Но как же Генри?
Ги отвел глаза.
И тут Рут увидела: Ги хорошо знает, что ради Синтии играл своим другом, Генри Муленом, как пешкой. Она увидела, что каждый раз, когда Ги говорил: «Надо пригласить Генри, пусть он этим займется», имея в виду то или иное хозяйственное дело, он на самом деле подбирался к его дочери. Она не сомневалась, что ее настойчивость наверняка заставит его придумать какое-нибудь оправдание и махинации, совершенной им по отношению к Генри, и очередному заблуждению касательно женщины, которая якобы завоевала его сердце. Он в самом деле верил, что Синтия Мулен была та самая. Но то же он говорил сначала о Маргарет, потом о Джоанне, а потом обо всех маргарет и джоаннах, что были после, включая Анаис Эббот. А о женитьбе на этой последней маргарет-джоанне он заговорил лишь потому, что она в свои восемнадцать лет хотела его и это тешило его мужское самолюбие. Однако придет время, когда его снова потянет налево. Или ее. Неважно, кого из них, все равно кому-то будет больно. Они просто уничтожат друг друга. Рут должна была это предотвратить.
Поэтому она поговорила с Генри. Рут убеждала себя, что идет на этот шаг только ради того, чтобы уберечь Синтию от разбитого сердца, и даже сейчас ей нужно было верить в это. Интрижка ее брата с девушкой-подростком была более чем аморальна и неэтична, и тому были тысячи разных причин. Если самому Ги не хватает мудрости и смелости мягко свести их отношения на нет и отпустить девушку на свободу, дать ей нормальную жизнь и будущее, значит, ей самой придется сделать так, чтобы у него просто не осталось выбора.
Она решила открыть Генри Мулену только часть правды: о том, что Синтия, вероятно, немного увлеклась Ги. Слоняется по Ле-Репозуару, вместо того чтобы проводить время с друзьями или за книжками, изобретает предлоги для того, чтобы заглянуть в поместье и повидаться с теткой, ходит за Ги хвостом. Рут назвала это влюбленностью и намекнула, что Генри, возможно, следует поговорить с девушкой.
Он поговорил. Синтия отвечала ему с искренностью, которой Рут от нее не ожидала. Она спокойно объяснила отцу, что это не увлечение и не детская влюбленность. Папе не о чем беспокоиться. Ведь она и его друг собираются пожениться, потому что любят друг друга уже два года.
И тогда Генри ворвался в Ле-Репозуар и застал Ги на опушке тропического сада, где тот кормил уток. С ним был Стивен Эббот, но Генри это нисколько не волновало. Он двинулся на Ги с криком:
— Ты, жалкий кусок слизи! Я убью тебя, негодяй! Отрежу твой член и запихну его тебе в глотку! Да сгноит Господь тебя в аду! Ты прикасался к моей дочери!
Стивен бегом прибежал за Рут, лопоча что-то несвязное. Разобрав имя Генри Мулена и слова «орет что-то про Син», она бросила все и последовала за ним в сад. Пересекая крокетную лужайку, она сама слышала звуки бури. На бегу Рут лихорадочно озиралась по сторонам, ища кого-нибудь, кто мог бы вмешаться, но машины Кевина и Валери не было на месте, а это значило, что предотвратить насилие предстояло им со Стивеном.
В том, что насилия не миновать, Рут не сомневалась. Как глупо было с ее стороны полагать, что отец может спокойно смотреть соблазнителю дочери в глаза, не испытывая желания удушить его, вышибить из него дух.
Еще не добежав до тропического сада, она услышала удары. Генри бесновался и хрипел, утки верещали, но Ги был нем. Как могила. Вскрикнув, она бросилась к нему через кусты.
Трупы валялись повсюду. Кровь, перья, смерть. Генри стоял среди убитых уток, все еще сжимая в руках доску, которой он их перебил. Его грудь вздымалась, а по искаженному рыданиями лицу текли слезы.
Подняв трясущуюся руку, он ткнул пальцем в Ги, который стоял у пальмы, как громом пораженный, а у его ног лежал лопнувший мешок с утиным кормом.
— Не подходи, — зашипел на него Генри. — Тронешь ее опять — будешь следующим.
В спальне Ги Рут словно переживала все заново. Ответственность за все произошедшее тяжким грузом лежала на ее плечах. Одного желания сделать всем хорошо оказалось мало. Она не уберегла Синтию. И не спасла Ги.
Медленно она свернула пиджак. Потом так же медленно повернулась и направилась к гардеробу за следующей вещью.
Когда она снимала с вешалки брюки, дверь спальни распахнулась и на пороге возникла Маргарет Чемберлен.
— Я хочу поговорить с тобой, Рут. Вчера вечером, после обеда, ты от меня улизнула — у тебя был тяжелый день, артрит замучил, надо отдохнуть… как удачно. Но теперь ты от меня не спрячешься.
Рут прервала свое занятие.
— Я и не пряталась.
Презрительно фыркнув, Маргарет вошла в комнату. Вид у нее, отметила про себя Рут, был потрепанный. Ее французский пучок сбился набок, из его обычно гладкой волны торчали прядки. Украшения, вопреки обыкновению, не подходили к платью, которое было на ней, и еще она забыла солнечные очки, которые вечно торчали у нее на макушке при любой погоде.
— Мы ходили к поверенному, — объявила она. — Адриан и я. Ты, конечно, это предвидела.
Рут бережно положила брюки на кровать.
— Да, — сказала она.
— Очевидно, и он тоже. Вот почему он позаботился о том, чтобы нас отфутболили на дальних подступах.
Рут ничего не сказала.
Рот Маргарет превратился в тонкую полоску. Злобно улыбаясь, она спросила:
— Разве не так, Рут? Или Ги не знал, как я отреагирую на то, что он обездолил собственного сына?
— Маргарет, он его не обездолил…
— Давай не будем притворяться. Он изучил законы этого жалкого прыща на теле океана, притворяющегося островом, и выяснил, что произойдет с его собственностью, если при покупке он не будет записывать все на тебя. Он понял, что не сможет ничего даже продать, не сообщив предварительно Адриану, а потому позаботился о том, чтобы ничего не иметь. Превосходный план, Рути. Надеюсь, ты получила удовольствие, разрушая надежды единственного племянника. Потому что именно этого вы и добились.
— Никто не собирался ничего разрушать, — спокойно сказала Рут. — Ги устроил все таким образом не потому, что не любил своих детей и хотел досадить им.
— А кажется, будто хотел, или я не права?
— Пожалуйста, Маргарет, послушай. Ги не…
