— Значит, ты все-таки думаешь, что это кто-то другой.
— Я думаю, что неплохо бы с ним поговорить.
В руках Саймон держал холст, взятый у Рут, и теперь его взгляд устремился к нему.
— А пока не могла бы ты разыскать Пола Филдера, Дебора? По-моему, он где-то рядом.
— Пола Филдера? Зачем?
— Мне хочется знать, откуда у него эта картина. Получил ли он ее на хранение от Ги Бруара или увидел, взял и отдал Рут только тогда, когда его поймали?
— Не представляю себе, как он мог ее украсть. Что он собирался с ней делать? Уж если подросток украдет, то наверняка что угодно, но не картину.
— Это верно. С другой стороны, на обычного подростка он не похож. Кроме того, у меня сложилось впечатление, что его семья едва сводит концы с концами. Может быть, он решил продать картину какому-нибудь торговцу антиквариатом в городе. В этом надо разобраться.
— Думаешь, если я его спрошу, он все мне расскажет? — сказала Дебора с сомнением. — Не могу же я обвинить его в краже.
— Я думаю, что тебе кто угодно расскажет о чем угодно, — ответил ее муж. — И Пол Филдер не исключение.
На этом они расстались, Саймон двинулся к коттеджу Даффи, а Дебора осталась у машины, пытаясь решить, откуда начать поиски Пола Филдера. Вспомнив все, что выпало на его долю за день, она подумала, что сейчас он наверняка отсиживается в каком-нибудь тихом, спокойном уголке. Например, в одном из садов. Придется проверить их один за другим.
Начала она с тропического сада, поскольку он был ближе других к дому. Там в пруду мирно плавали немногочисленные утки, в ветвях вяза звенел хор жаворонков, но никто не смотрел на первых и не слушал вторых, поэтому она повернула в сад скульптур. Именно там похоронили Ги Бруара, и, увидев открытую калитку в окружавшей могилу ограде, Дебора поняла, что мальчик, скорее всего, за ней.
Так оно и оказалось. Пол Филдер сидел на холодной земле возле могилы своего наставника. Его ладонь нежно гладила землю у корней незабудок, посаженных по краю могилы.
Дебора шла через сад, направляясь к нему. Гравий хрустел под ее ногами, но она и не пыталась скрыть свое присутствие. Однако мальчик даже не поднял головы.
Дебора увидела, что вместо ботинок на нем комнатные шлепанцы, да и те на босу ногу. По одной из его худых лодыжек размазалась земля, а края синих джинсов испачкались и обтрепались. Одет он был явно не по погоде. Дебора не могла понять, почему он не дрожит от холода.
По замшелым ступеням она поднялась к могиле. Но не пошла к мальчику, а направилась к беседке за его спиной, где под зимним жасмином стояла каменная скамья. Желтые цветы наполняли воздух нежным ароматом. Вдыхая его, она наблюдала за тем, как мальчик гладит цветы.
— Тебе, наверное, сильно его недостает, — сказала она наконец. — Ужасно, когда теряешь того, кого любишь. Особенно друга. Людям всегда кажется, что они так мало пробыли вместе. По крайней мере, мне всегда так казалось.
Мальчик склонился над незабудкой и оторвал увядший лепесток. Покатал его между большим и указательным пальцами.
Однако по тому, как дрогнули его ресницы, Дебора поняла, что он слушает. И продолжала говорить:
— По-моему, самое главное в дружбе — это свобода быть самим собой. Настоящий друг всегда принимает тебя таким, какой ты есть, со всеми твоими тараканами. Когда тебе хорошо, он рядом. Когда тебе плохо, он тоже рядом. На него можно положиться, он никогда не подведет.
Пол отшвырнул свою незабудку. И выдернул несуществующий сорняк.
— Друг желает тебе только добра, — говорила Дебора. — Даже когда ты сам не знаешь, в чем оно заключается. Наверное, именно таким другом был для тебя мистер Бруар. Тебе повезло, что он был в твоей жизни. Ужасно, наверное, его потерять.
Тут Пол встал на ноги. Вытер ладони о джинсы. Боясь, как бы он не сбежал, Дебора заговорила быстрее, надеясь завоевать доверие неразговорчивого парнишки.
— Когда кто-нибудь уходит вот так… особенно так… я имею в виду то, как ужасно он ушел… как он умер — мы готовы сделать все, что угодно, только бы вернуть человека. Но это невозможно, и, когда мы это понимаем, нам хочется сохранить что-то, принадлежавшее ему, чтобы связь между нами не прерывалась как можно дольше. Пока мы сами не захотим ее прервать.
Пол переступил обутыми в шлепанцы ногами по гравию. Вытер нос рукавом фланелевой рубашки и метнул на Дебору настороженный взгляд. Но тут же отвернулся и уставился на калитку ярдах в тридцати от них. Дебора захлопнула ее, когда вошла, и теперь молча корила себя за то, что сделала. Вдруг он решит, что она заперла его здесь? И не будет говорить.
— У викторианцев была на этот счет отличная идея. Они делали украшения из волос умерших. Ты знал об этом? Звучит ужасно, но если подумать, то, наверное, очень неплохо иметь что-нибудь — брошку или медальон — с частичкой того, кого ты когда-то любил. Жаль, что сейчас так не делают, ведь людям все равно хочется иметь что-нибудь на память об умерших, а если ничего нет… что же делать, приходится брать самим.
Пол перестал переминаться, он стоял совершенно неподвижно, как статуя, и только на щеке заалело пятно, точно след от пощечины.
— Интересно, не так ли произошло с картиной, которую ты отдал мисс Бруар. Быть может, мистер Бруар показал ее тебе потому, что хотел сделать сестре сюрприз. Наверное, он сказал, что это тайна между вами. Поэтому ты был уверен, что больше никто о картине ничего не знает.
Краска залила щеки мальчика и поползла к ушам. Он снова взглянул на Дебору и отвел глаза в сторону. Его пальцы теребили край рубахи, высунувшийся с одной стороны из-за пояса джинсов и оказавшийся таким же поношенным, как и они.
— А потом, когда мистер Бруар так внезапно умер, ты решил оставить картину себе в память о нем. Ведь только ты и он знали о ней. Так кому от этого хуже? Так все было?
Мальчик моргнул, словно его ударили. И выкрикнул что-то нечленораздельное.
— Ничего страшного, — поспешила заверить Дебора. — Картину ведь вернули. Мне просто интересно…
Он повернулся на цыпочках и побежал. Когда Дебора поднялась со скамьи и окликнула его, он уже оставил ступеньки позади и мчался по усыпанной гравием дорожке. Она подумала, что потеряла его, но он вдруг остановился посреди сада рядом с огромной бронзовой статуей, изображавшей сидящую на корточках обнаженную женщину с огромным животом, тяжелыми болтающимися грудями и меланхолическим выражением лица. Он повернулся к Деборе, и она увидела, что он кусает свою нижнюю губу и смотрит на нее. Тогда она сделала шаг вперед. Он не шелохнулся. Она стала приближаться к нему осторожно, точно он был олененком, которого она боялась спугнуть. Когда между ними осталось всего каких-то десять ярдов, он снова бросился наутек. Снова встал, на этот раз у калитки сада, и оглянулся на нее. Открыл и не стал закрывать калитку. И двинулся на восток, но шагом, а не бегом.
Дебора поняла, что это приглашение следовать за ним.
